Мы не рабы. Валерий Попов

между фонарем и Пекиным лбом свою слабую ладошку, пытаясь хоть немного смягчить удар – более радикально препятствовать его планам я не мог.

      – Как зовут-то ее? – бесцеремонно спросил вдруг Пека. Теперь у нас с ним не должно быть тайн! Или одну все-таки можно? Дело в том, что никакой несчастной любви у меня и в помине не было, напротив – я был благополучно женат. Но стихи требуют отчаяния, и у меня уже откуда-то было оно.

      – Римма, – прошептал я. – Звали, – мужественно добавил.

      – Ладно! – как настоящий друг, решил он. – Приезжай к нам на рудник, бабу мы тебе подберем.

      Самым дорогим поделился!

      – Из ссыльных! – уточнил он. – Лучше их нет!

      – Давай! – произнес я обреченно.

      – Я думаю, мы сработаемся, – резюмировал он.

      После этого казалось вовсе не важным, что по платформе к нам приближались милиционеры, одетые несколько ярче обычного. Галлюцинация? К стыду своему, я не знал, что именно так выглядит элитнейшее подразделение МВД – железнодорожная милиция.

      – Встать!

      Пека не пошевелился. Ну и я, как он! Надеюсь, потом этот эпизод мы вычеркнем из сценария… и лучше бы не потом, а прямо сейчас. В отличие от нас, старый узбек проявил удивительную подвижность – бросил ковш в цистерну и скрылся в ней сам, захлопнувшись крышкой. Все! Там у него, видимо, акваланг. Полный порядок кругом. И все бы обошлось. Амбал в форме миролюбиво сказал:

      – Кыш отсюда!

      Но в Пекином раю, как понял я, ангелы не желательны.

      – Рот закрыл! – заносчиво произнес он. – Тут, между прочим, стихи читают!

      Тут я разволновался – не из-за того, что нас скрутят, скорее потому, что вирши мои были впервые были вслух названы стихами!

      – Да это не стихи… так, заготовки, – взволнованно забормотал я, вытирая пот, словно передо мной стоял верховный литературный жрец, а не рядовой милиции. – Дорабатывать надо!

      – У нас доработаешь, – все еще добродушно произнес он. – Поднимайся!

      И обошлось бы без синяков.

      – Пшел вон! – процедил Пека.

      И понеслось!

      Помню лишь: был момент, когда я был повержен и стиснут, а он, напротив, победно парил.

      – Беги! – крикнул я ему. Он лишь гордо рассмеялся.

      Несколько мгновений спустя (я бы мгновения эти вычеркнул из жизни) прогрохотал засов. Узкие сиденья у самой стены, озаренные почему-то синим светом. Не то что лечь – даже сидеть можно только по стойке смирно.

      – Прям как в кабинетике моем, восемьсот метров под землей! – разглядывая это суровое, на мой взгляд, помещение, Пека умилился и даже пустил слезу. – Такого же объема, тык в тык, выемка в породе, столик стоит, стул! – Пека шумно всхлипнул, утер щеку. Лично я никакого стула и столика тут не видел, поэтому Пекина слезливость раздражала меня. – …Лампочка шахтерская, графики, чертежи! За стулом – четыре шахтерских лампочки – ж…у греть! – вздыхал так, словно кто-то насильно его от всего этого оторвал!

      – Не наблюдаю тут никаких стульев, – сухо произнес я. – Все! Давай, рассказывай. Время у нас, похоже, есть.

      – Так чего рассказывать-то? –