Агнец или Растительная овца. Юна Анатольевна Летц

выгоду получи-получи, это обычная сделка, люди так делают… Дрожь на лице, пальцами в потолок, по стене все стучат, все стучат, этот стук теперь – где-то за перегородкой… Твой моральный закон… Все обернулось китайскими копиями.

      Вот и рассвет. Ты поднимаешь и отправляешь себя на казнь. Ты говоришь этому человеку: «Да». Ты говоришь: «Я согласна». Ты согласилась казнить себя отрубанием головы. Теперь ты безголовое существо. И это существо будет есть и будет спать, и будет ходить как безголовое существо. Помешки и безголовки… Ты предала свою совесть. Проговори это: я предала свою совесть.

      Но ты молчишь, и ты пытаешь вставить эту историю в рамки фантазии, ты пытаешься допридумать – вот сейчас я стою в переходе из комнаты в комнату, тут завал, жить невозможно, мне надо расчистить завал и пройти в следующее помещение – вот и все, вот и все. Но стены начинают стучать, стены начинают биться, ты понимаешь, что это сердце, ты понимаешь, что все болит, пространство болит. И это совесть, и это мораль, ты не можешь ее распридумать, используя силу метафоры. Это какой-то экстремум, выйти из которого ты не можешь, остаться в котором ты не можешь, это ошибка с открытым финалом, двери никакой нет, и ты не знаешь, как выбраться.

      И ты идешь туда, ты идешь туда. И ты идешь и не чувствуешь ног… Это грандиозная казнь.

      То, что ты видишь в первую секунду, – это стеклянный молоток, ты смотришь на молоток, пока клерк не выводит тебя из оцепенения, усиливая голос, она усилила голос, и ты переводишь глаза на ее лицо. Это женщина в возрасте с идеально причесанными русыми волосами, очень строгая и красивая, немного лишнего веса, но очень правильная осанка, и она говорит: «У вас есть документы: страховка, водительская лицензия?»,  и ты показываешь свой паспорт, и она пишет внутри бежевой папки, а потом вы встаете, и кто-то берет тебя за руки, и кто-то берет твои пальцы,  ты смотришь на все эти пальцы и с легкостью отличаешь свои – по ногтям. Ты смотришь – такое количество рук, столько рук, столько рук, но голос возвращает тебя, и ты переводишь глаза на пустые глаза этого человека, что стоит прямо напротив. И клерк произносит какую-то речь, у нее в руках красивая книга, и она читает торжественным голосом, а потом вы должны повторять.

      Ты повторяешь все то, что она говорит, ты повторяешь не на родном языке… И ты повторяешь, но только не пускай к себе в голову… ты смотришь в глаза этому человеку, и тебя душит неясный рефлекс: тебя тошнит, и ты хочешь смеяться, прямо сейчас, ты хочешь орать и смеяться. Но вместо этого ты покорно выговариваешь слова, и это слова, которые не несут никакого определенного смысла, ты выключила внутренний перевод, ты выключила, ты говоришь не словами, но просто бормочешь, какие-то дикие звуки, и ты давишься смехом – такие забавные звуки, но что-то все-таки прорывается: in sickness and in health, что-то прорывается, и стены плывут – ты чувствуешь, как стоишь внутри морального преступления. Until death do us part. Это значит, что нельзя ничего изменить.

      Пространство сужается и отрыгивает финальную строчку,