Агнец или Растительная овца. Юна Анатольевна Летц

уже многое улеглось, прошло лет, кажется, семь, и то, что осталось от этой истории – это дыра в моей биографии, огромный провал, который я ничем не смогла залатать. Если бы тогда я приняла ее помощь… Если бы тогда я смогла оценить – что она хотела мне дать… Но плаха упала, ошибка была совершена, и теперь я сидела там – более ничтожного человека сложно было вообразить. Я сидела там, как минус-пространство, я хотела бы обратить время вспять. Это была припадочность или имитативная магия, мои руки прыгали и тряслись, сердце стучало как гром, я думала: только бы не упасть, только бы не упасть, вот будет конфуз. Я хваталась руками за стул, я смотрела упрямо в ее лицо – всей внутренней жизнью я умоляла ее о прощении.

      И тут она посмотрела! То ли мне показалось, то ли это и вправду случилось. Она посмотрела, и сердце мое взорвалось фейерверками. Она посмотрела!

      Гости продолжали что-то рассказывать, ораторы говорили, но я не слышала слов, все, что было дано в тот самый момент – это ее удивительное лицо. Кажется, время от времени она дарила мне взгляды. И в некоторый момент я решила, что вот, это кончится, я встану и подойду. Я подойду и попрошу у нее прощения лично, я сделаю это. Я подойду.

      Надо было готовиться к этому заблаговременно – втаптывать ноги, успокаивать руки, сделать что-то с лицом. Лицо должно быть спокойным. Я подойду и скажу: «Мне очень жаль, я вела себя в высшей степени легкомысленно… и вот теперь я хотела бы выразить весь этот онтологический ужас, который был последствием этой ошибки… Я хотела бы прекратить его с помощью слова «Простите». Простите меня. Этого мало, но это все через меня, видите, оно прошло, все круги, все круги, все эти круги… Мне очень жаль. Как же мне жаль! Простите, простите!»

      Так я крутила в своей голове, а конференция продолжалась. Вот выступил замшевый критик, раскованный сценарист, авангардный писатель, ринулся к микрофону какой-то мужик, это было незапланировано – пришлось уводить его силой, и я смотрела в ее лицо, и видела, как она испугалась. Вот этот человек, что разросся в моей голове до уровня управителя судеб, этот человек испугался, и я тоже испугалась, и подготовка сошла вовсе на нет. Ноги онемели, лицо затвердело от страха, все, что я могла совершить, это продолжать наблюдение, но силы покидали меня. Я думала о том: только бы выдержать это. Скоро все кончится, и ты должна уходить, ты не готова сегодня говорить с ней.

      Пришедшие задавали вопросы известным гостям, кто-то подходил к микрофону, а я смотрела на спинку стула, который стоял передо мной. Сил не хватало даже на взгляд. Я смотрела, как четко закручены шурупы на спинке, почти что симметрия, я смотрела на узоры коричневой древесины. Так я смотрела, и в голове моей поднимались истории, связанные с этой ошибкой. Вот мы сидим с очень богатым мужчиной у водопада Виктория, и я рассказываю эту историю про ошибку. Вот я гуляю по Риму с известным итальянским врачом, мы ищем хорошие туфли для ужина, и я рассказываю эту историю. Вот я сижу у камина в московском кафе, со мной человек, верящий в меня как в писателя, и я рассказываю эту историю.