Тауэр, зоопарк и черепаха. Джулия Стюарт

чучело колибри под небольшим стеклянным колпаком, искусственный глаз, пара крошечных китайских туфель с острыми носами, расшитыми листьями лотоса, дневник жиголо, который она надеялась дочитать до конца, прежде чем его заберут, и маленькая коробочка, найденная в Альберт-холле, в которой якобы хранилась тестикула Адольфа Гитлера. На полке над столом выстроились в ряд выцветшие открытки со словами благодарности – доказательство того, что по природе человек вполне дружелюбен, хотя нередко об этом забывает.

      Открыв ящик, она достала блокнот, надеясь, что в высшей степени благородное дело возвращения утраченной собственности ее легкомысленным владельцам отвлечет ее от собственных забот. Она прочла свои записи, сделанные в ходе поисков производителя искусственного глаза. Но мысли то и дело возвращались к мужу.

      Она уловила запах вошедшей коллеги раньше, чем ее увидела. На соседний письменный стол приземлился еще теплый сэндвич с беконом, завернутый в пергаментную бумагу, – он опрокинул статуэтку «Оскара», которая дожидалась своего владельца уже два года восемь месяцев и двадцать семь дней. Геба Джонс считала ее подделкой, поскольку запросы, разосланные в актерские агентства, так и остались без ответа, но Валери Дженнингс твердо верила, что в один прекрасный день к ним зайдет Дастин Хоффман собственной персоной и спросит, не они ли нашли его «Оскара».

      Годы разочарований, скрашенные лишь одиночными яркими победами, связали двух женщин крепкими узами, будто заключенных в одной камере. Они искренне радовались успехам друг друга и принимали близко к сердцу горечь поражений. Их работа состояла из взлетов и падений. Они обе просто не выносили моментов скуки, неизменно наступающих во время рабочего дня, зачастую с самого утра, когда им вручали тридцать девятую связку ключей. Именно тогда, когда они с нетерпением ждали появления чего-нибудь экзотического, или съедобного, или, если повезет, того и другого сразу. В особенно затяжные периоды уныния Геба Джонс находила утешение в ящике иллюзиониста, куда ложилась и лежала, закрыв глаза, а Валери Дженнингс, чьи поразительные объемы делали невозможным подобное удовольствие, развлекалась, примеряя театральные бороды и усы из ничейного ящика и с восторгом наблюдая в зеркале удивительные перевоплощения.

      Обе женщины, которые раздражали друг друга словно сестры и точно так же друг друга любили, правили в бюро находок Лондонского метро с королевским достоинством, и лишь в минуты самой отчаянной тоски скатывались к стилистике грязнейшего из борделей. Их честность была абсолютна. Все, что передавали им работники метрополитена или добросердечные пассажиры, записывалось каллиграфическим монашеским почерком в хранимые в идеальном порядке гроссбухи. Единственное, что они забирали себе, – это скоропортящиеся продукты, которые по правилам все равно не позволялось держать больше суток, хотя втайне от начальства они и делали исключение для именинных тортов, волновавших не столько их вкусовые рецепторы,