Потерявшийся во сне. Андрей Андреевич Храбрый

казалось, невозможно.

      Преследовавший сон Дягелева обернулся реальностью: она стояла перед ним, и он слышал ее взволнованное дыхание, чувствовал угасающее тепло, а эти волосы… Сколько же он всматривался в них в каких-то непонятных мечтаниях, и вот теперь их взаправду развевал ветер. Протянутой рукой можно было бы ощутить их шелковистость и кудрявость. Он столь долго и пристально изучал это женское личико во снах, что теперь, когда ни одна стена не возвышалась перед ним, преграждая путь, оно казалось бесконечно далеким, игрушкой дьявола, который только и хочет позабавиться над отчаянием человека.

      Оба стояли на месте. Незнакомка придвинулась ближе и огородил Маркуса зонтом от дождя.

      – Вы крайне обходительны, – монолог завершился.

      Женщина молчала. Кусала ненакрашенные губы и, видно, от усталости часто перекатываясь с левой ноги на правую и наоборот. Они все торчали на середине улицы, прячась от дождя, и молчали до тех пор, пока сильнейший порыв ветра едва не вырвал зонтик из хрупкой женской ручки, стукнув незнакомку по лбу стержнем. Она засмеялась над пустяком так легко и непринужденно, будто голоски какого-то крошечного сумасшествия затрепетали в ней, однако смех смешивал болезненные краски, и Дягелев, заметив, как у той краснеет кожа на месте удара, ощутил пронзительную боль собственной раны, а вместе с тем таинственную особо сильную близость к незнакомке в эту чудесную ночь фантазий. Однако, несмотря на бешено порвавшееся чувство броситься к ней с умеренной заботой, какая достойна чужих людей, он, наблюдая, как та возится с зонтиком в попытках захлопнуть его, лишь холодно заметил:

      – При таком ветре зонт раскрывают либо те, кто хочет поломать его, либо же те, кто желает покалечить себя.

      – Все из-за ветра: он слишком внезапно налетает. Я была не готова, и только. Если бы я знала, с какой стороны он нападет, то уж точно оказала бы сопротивление, – она помолчала и продолжила более тихим голосом. – Если бы знала, с какой стороны нападет…

      Дягелев мигом прочуял: женщина имеет в виду вовсе не ветер, за метафорой погоды кроется, как караулящий убийца, пугающе страшное. Ночью, столкнувшись, частенько растворяется всякая боязнь дневного, правда, ночью появляются страхи темного времени, которые подкарауливают в каждой подворотне. Эта дамочка, прикидывал Дягелев, вполне вероятно, только и ищет того, кому можно вывалить устрашающее, а я как раз подходящая жертва: разбитый лоб сам за себя говорит, гарантия того, что каждая мелочь будет услышана, но ни одна из них не запомнится.

      Он взглянул на нее еще раз. Более тянущимся, как расплавленная карамель, взглядом. Обдавало свежесть, но не от дождя; где-то глубоко внутри благоухало от невозможной случайности, которой Маркус сопротивлялся, хотя они оба притягивались друг к другу, в эту холодную осеннюю ночь, словно сила тяготения между ними обладала такой мощью, что сводила их, несмотря на расстояния, миллионы людей, бесконечные события и ограничения времени. Иначе же их встречу можно было объяснить стремлением двух искр от