Снег. Николай Сидоров

Она озвучила то, в чём он боялся признаться даже себе самому. Он давно уже смирился со своим затворничеством. А она этими словами взорвала его внутреннее спокойствие, и оно разлетелось в клочья под звон бьющейся тарелки.

      Придя в себя, Гриша огляделся, Веры на кухне не было. Осторожно перешагивая осколки, он вошёл в тёмную комнату и потянулся к выключателю.

      – Не включай, – послышался голос Веры.

      Она стояла у окна и смотрела на мерцающие огни города.

      – Темно же, – попытался возразить Гриша.

      – Если ты включишь, светлее не будет. Тут всегда темно, – сказала она, не оборачиваясь, – и ты извини меня.

      – За что? – спросил Гриша, подходя к ней.

      – За то, что накричала. Крик – это признак слабости.

      – Мой отец всегда кричит, но он сильный.

      – Это он с другими сильный, а с тобою нет. Потому и орёт, что сделать ничего не может, от бессилия. Семь лет любит, терпит, орёт, и чем дальше, тем громче.

      Она немного помолчала и продолжила:

      – Семь лет, странная цифра. Многие считают семь счастливым числом: джек-пот три семёрки, семь этажей Вавилонской башни, нот тоже семь.

      – Нот не семь, – возразил Гриша. – Есть ещё диезы.

      – Семь, – спокойно продолжила Вера, – дней недели тоже семь, как и смертных грехов, видимо, по одному на каждый день.

      – Грехов тоже больше.

      – Не умничай.

      – А ещё самураи принимают решение после семи вдохов и семи выдохов, – воодушевлённо выпалил Гриша, стараясь поддержать беседу.

      – Ну, Григорий, это точно не про тебя.

      От такой реакции Веры Гриша растерялся:

      – Почему это не про меня?

      – Напомни, пожалуйста, когда ты последний раз решение принимал?

      – В ванной комнате я решил наладить с тобой контакт.

      – Да-а, – задумчиво сказала Вера, разглядывая снежный узор на окне, – мужик! Настоящий самурай.

      Он стоял рядом и смотрел, как мерцающие огни вечернего города отражались озорными искорками в её глазах. Ему нестерпимо захотелось прикоснуться к ней. Медленно, словно боясь спугнуть, он протянул к ней руку. Кончиками пальцев он почти коснулся её плеча, ощущая тепло её тела, как вдруг она повернулась к нему и, нахмурив брови, спросила:

      – Помнишь, я сказала, что, если что-то захочу, сразу скажу тебе?!

      – Да, – ответил Гриша, робко отдернув руку и пряча её за спиной, как провинившийся ребёнок.

      – Я хочу туда, – она ткнула пальцем в окно.

      Гриша замер, он уставился на неё, пытаясь что-то сказать, но не мог произнести ни слова.

      Вера повернулась и пошла к двери.

      – Ты уходишь? – удивлённо спросил Гриша, совладав с голосом.

      Вера подошла к выключателю и зажгла свет:

      – Не я, а мы, – она оглядела комнату, будто прощаясь с ней.

      – Но я болен, мне нельзя, я не могу, – забормотал Гриша.

      – Или сейчас, или никогда. У тебя есть пять минут.

      Она вышла из комнаты.

      Гриша в отчаянии повалился на пол. От мысли ступить за порог дома