Полное собрание сочинений. Том 13. Война и мир. Черновые редакции и варианты. Лев Толстой

сидеть.

      – Первое время я соглашаюсь быть его адъютантом, но потом я должно быть возьму отдельный отряд, – продолжал князь Андрей, обращаясь к Pierr’y.

      – André, разве ты едешь в армию? – вдруг испуганно спросила княгиня.

      – Нет. Русские будут драться, а я буду ездить в Петербурге на обеды к вашим родственникам, – сказал он резким раздраженным голосом.

      – M-r Pierre, он точно едет? – спросила княгиня, готовая плакать. Pierre удивленно через очки смотрел на эту сцену, не зная, что отвечать.

      – Я три часа при вас об этом говорю, – продолжал князь, все более и более раздражаясь, – да вы видно заняты так мыслями о разговорах князя Иполита Курагина, что вам это не интересно.

      – André, за что ты ко мне так переменился?[1270]

      – Ежели вы хотите делать сцены, то увольте от этого Pierr’a. Идите спать.

      – Ты е-дешь в ар-ар-мию… а я?…

      – Когда вам нужно будет знать, вы всё узнаете, идите спать

      – Пойду. Прощайте m-r Pierre. Какой вы спорщик, – сказала она, покорно вставая и улыбаясь.

      Она поцеловала его в лоб и, шумя платьем, вышла из комнаты. Она сопела и, как ребенок, едва могла держать слезы.

      «Что же делать, что я не могу ее любить», сказал он сам себе.

      * № 12 (рук. № 51. T. I, ч. I, гл. VII).

      – André, не говори этого, не говори больше, – рыдая проговорила княгиня, – я не буду больше говорить, я уйду, я сделаю всё, что ты хочешь, я не буду говорить, чтобы ты не ездил в армию, – и она встала и собиралась выйти.

      Pierre дышал тяжело и готов был плакать. Он не мог переносить вида чужого страданья и встал тоже в нерешительности.

      – Прощайте, прощайте, – заговорил он, протягивая руки. – Извините меня пожалуйста. Мне надо поскорее.

      – Куда надо? – спросил князь Андрей.

      – Я обещал к Анатолю. Прощайте.

      – Да ты мне дал честное слово не ездить к нему больше.

      – Я не поеду, я домой. Прощайте, – и он торопливо вышел.

      Оставшись одни, князь с княгиней замолчали, как будто, как это часто бывает, они только для постороннего говорили то, что они говорили.

      – Пора спать, – сказала княгиня. – Я ухожу. Ты не сердись на меня, André. Я никогда не сержусь.

      – Я только замечу тебе, – сказал князь Андрей уже мягче, чем при Pierr’e (и он говорил уже ты, а не вы. Хорошо ли, дурно было его положенье,[1271] он видно понял, что надо сносить его). – Я замечу тебе только то, что ежели бы я разлюбил тебя, как ты говоришь, такие сцены, как сейчас, не способны заставить меня полюбить тебя. Напротив…

      – André, ты верно опять полюбишь меня? Верно всё вернется. Я это чувствую. Рано или поздно, а всё вернется. Я чувствую это, потому что я не переменилась к тебе.[1272]

      – Идите, идите и выпейте этих капель, что Lorrain вам прописал…

      Она вышла.

      – André, только когда ты вернешься, не было бы поздно, – сказала она, остановившись у двери.

      – Выпейте капель.

      Княгиня была в слезах и держала в руке розовую записку Иполита.

      – André, c’est un billet doux![1273] – говорила она сквозь рыданья, подавая ему записку. – Я не знаю за что, чем я виновата. Я ничем не дала повода.

1270

На полях: Л[иза] говорит о браке belle soeur [золовки].

1271

Зачеркнуто: оставшись с глазу на глаз

1272

Зач.: Идите раздеваться.

1273

[– Андрей, это – любовная записка!]