Один неверный шаг. Харлан Кобен

Мэйбл Эдвардс, догадался он. Порядок, в каком располагались фотографии, оригинальностью не отличался, поскольку отпрыск древа Эдвардсов был запечатлен, что называется, с пеленок. После изображений младенческих лет шли снимки Эдвардса-школьника, Эдвардса-подростка – ну и так далее. Завершали своеобразную фотогалерею снимки парня на выпускном вечере в школе и – в уже более зрелом возрасте – одетого в смокинг. Должно быть, Эдвардс принарядился по случаю какой-нибудь важной семейной даты или собственной помолвки… Майрон прекрасно понимал, что все это весьма банально – подобные фотогалереи имеются чуть ли не в каждом доме. Тем не менее эти снимки чем-то притягивали сердце. Возможно, своей чистотой, наивностью и безыскусностью.

      Как и было обещано, Мэйбл Эдвардс довольно скоро вернулась в гостиную с подносом.

      – А ведь мы с вами встречались, – сказала она.

      Майрон кивнул, стараясь вспомнить, когда и при каких обстоятельствах это произошло. Что-то неясно шевелилось в памяти, но ему никак не удавалось нащупать воспоминание и извлечь на свет божий.

      – Вы тогда учились в школе высшей ступени, – продолжила тетушка Мэйбл, вручая Майрону чашку кофе на блюдце. Потом сняла с подноса и поставила перед ним сахарницу и сливочник. – Однажды Хорас взял меня с собой полюбоваться на вашу игру. Помнится, вы играли тогда против «Шабаззов».

      Майрон сразу вспомнил, о чем она говорила. О его юных годах, поездке в Эссекс и матче с командой школы высшей ступени Малколма Х. Шабазза, несомненно, уступавшей им по классу. И еще он совершенно точно помнил одну вещь: в команде этой школы не было ни одного белого, и нравы там царили крутые. Помимо всего прочего, школу окружала по периметру колючая проволока, а на воротах красовалась надпись: «Сторожевые собаки спущены с цепи».

      Сторожевые собаки в школе высшей ступени. Об этом стоит подумать на досуге, не правда ли?

      – Я помню, – тихо произнес Майрон.

      Мэйбл неожиданно расхохоталась. Когда она смеялась, вся ее обильная плоть ходила ходуном.

      – Ничего более забавного в жизни своей не видела, – сказала она. – Как вспомню ваших бледных мальчиков, бродивших по площадке с большими, как блюдца, от страха глазами, так сразу начинаю хихикать. Один только вы, Майрон, нормально выполняли свою работу.

      – Это потому, что на трибуне сидел ваш брат.

      Она покачала головой:

      – Ничего подобного. Просто вы действительно умели играть в баскетбол. Хорас не раз говорил мне, что вы – лучший игрок, какого ему когда-либо приходилось тренировать. А еще он говорил, что никто и ничто не помешает вам стать великим. – Она наклонилась к Майрону. – У вас с братом сложились особые отношения, не правда ли?

      – Можно и так сказать.

      – Хорас любил вас, Майрон. Только о вас и говорил. Когда вас приняли в юношеский состав профессиональной команды, он ходил счастливый, как именинник. Кажется, вы тогда позвонили ему…

      – Сразу же, как только об этом услышал.

      – Отлично