Любовь – это розы и хлыст. Надежда Первухина

После второго кубка мужчины будут заняты только едой и разговорами, и я уведу вас, доминика.

      – Благодарю.

      Люция исполнила мою просьбу. Звенели кубки, булькало вино, слуги не поспевали носить огромные тарелки с изысканными яствами, и мы смогли незаметно ускользнуть. Я взлетела по лестнице, еле сдерживая в себе рвотные позывы, и все равно у самой двери в свою комнату меня вывернуло наизнанку желчью и непереваренным виноградом.

      – О Великий Спящий! – вскричала Люция, глядя на меня. – Что за болезнь приключилась с вами?

      – Не знаю, – тупо ответила я и потеряла сознание.

      Глава четвертая

      Раньше я никогда так не болела. Конечно, простуда из-за сквозняков в замковых покоях или несварение желудка от дурной стряпни младшей кухарки приходили нередко. В таких случаях менторша сообщала об этом матушке, а та посылала одну из своих приживалок с травяными настойками, припарками или каплями. Приживалки, казалось, только и ждали, что я совершенно обессилею, и у них появится возможность лечить меня в свое удовольствие и квохтать, как перепуганные наседки. И чтоб не терпеть всю эту заботу, я быстро выздоравливала вопреки их лекарствам, кои сливала в горшок под кроватью.

      Но на сей раз я попала крепко.

      Когда я очнулась от обморока, то увидела, что лежу в постели, моя сорочка мокра от пота, но при этом у меня зуб на зуб не попадает от холода. Тело болит так, что кажется, будто от костей отвалилось мясо. Я не могу поднять ни рук ни ног и кричу от ужаса, но на самом деле мой голос не слышнее комариного писка. Вокруг какая-то красная темнота, душная, давящая, и мне представляется, что я умерла. Но вот кто-то снимает с меня сорочку и проводит по телу чем-то восхитительно прохладным и мягким, и лихорадка успокаивается. Остро пахнет уксусом и мятой, я начинаю лучше дышать и хочу приподняться на локтях, но чья-то рука снова укладывает меня на влажные подушки:

      – Лежите, доминика, вам нужен покой.

      Неужели это какая-то из матушкиных приживалок? Я вглядываюсь в темноту и вижу освещенное свечой лицо своей менторши.

      – Агора… – выдавливаю я. – Пить…

      У моих губ оказывается бокал с водой. Отхлебнув, я кривлюсь: теплая!

      – Всё мокрое… – шепчу я.

      – Я позову вашу служанку, она поменяет белье. Мы боялись трогать вас, пока вы были в беспамятстве.

      – Долго?

      – Около суток. Я покину вас ненадолго.

      Менторша встает и оставляет меня в темноте, унеся свечу с собой. Я снова проваливаюсь в беспамятство, но, видимо, ненадолго, потому что когда снова открываю глаза, то вижу у постели не только профессу, но и мою служанку Лори.

      – Доминика, мы сейчас пересадим вас в кресло, и Лори поменяет постель. Может быть, вы сможете выпить чашку бульона?

      При мысли о бульоне мне стало тошно.

      – Нет, – прошептала я. – Лучше воды с лимоном, холодной-прехолодной…

      – Холодное вам нельзя, моя девочка. Вы больны. Пришлось вызвать из города лекаря. Он осмотрел вас и нашел, что у вас сильно воспалено