Аты-баты, шли солдаты. Борис Васильев

они горланят? – удивленно спросил генерал.

      – Вроде «По долинам и по взгорьям», – неуверенно подсказал командир батальона.

      – Ну оболтусы! Ну разгильдяи! – свирепо засопел генерал. – Взводного ко мне!…

      Постоял, подумал, махнул рукой и усмехнулся в седые усы:

      – Впрочем, отставить! Песня как песня. Пускай поют!..

      Анна и Константин тряслись в сельском газике. Молодая женщина сидела рядом с шофером, а капитан боком примостился на заднем сиденье, где стоял Аннин неподъемный чемодан.

      – Значит, к памятнику желаете? – болтал шофер. – Полчаса делов. Я мимо того памятника два раза в день езжу.

      – Он сильно облез? – спросила Анна.

      – Есть маленько, – сказал шофер. – Краски хреновые, что ли. Или сырость особая от речки. Каждый год подновляют, а к весне – опять разводы. Надо бы пленкой прозрачной покрыть. Или лаком в три слоя.

      – Надо, – согласилась Анна.

      – Вот и написали бы куда, – продолжал парень. – Мол, туристы, случайно заинтересовались, то да се. А то наших не прошибешь: то денег у них нет, то еще чего. Только к юбилеям и спохватываются. Главное, мужики там лежат стоящие. Восемнадцать «тигров» подбили!

      – Так уж и восемнадцать? – улыбнулся Константин.

      – Точно говорю, – обиделся шофер. – Я, правда, не местный, но мне ильинские рассказывали, как они тут, солдаты то есть, танки рвали. Главное, пушек-то у них не было, вот какое обстоятельство. Одни гранаты, значит. Вот они обвяжутся гранатами и – под «тигра». Восемнадцать хлопцев – восемнадцать «тигров». Такая арифметика.

      Кончилась белая от берез и снега рощица, дорога покатилась вниз, а машина остановилась. Все трое выбрались из «газика».

      – Вот она – братская, – сказал шофер.

      Памятник стоял в чистом поле насквозь продуваемый ветрами. Это был стандартный четырехгранный обелиск, облицованный плитами из белого мрамора, с площадкой для венков, огражденной металлической решеткой. В стороне от памятника тянулась к бетонному мосту наезженная дорога, а вокруг, куда только достигал взгляд, белели чистые снега.

      – Пойдемте к памятнику, – предложил шофер. – На нем фамилии есть. С трех сторон.

      Но его пассажиры не тронулись с места.

      – Да, жизнь прожить – не поле перейти, – сказал Константин и, прикрывшись от ветра, закурил сигарету.

      – Вы о чем? – спросила Анна.

      – Подумал, что это поле перейти было труднее, чем иному прожить целую жизнь. Вернее, не перейти, а не дать, чтобы перешли другие. Не отдать его, это поле. И труднее, и страшнее.

      – Пойдемте к ним, Костя.

      – Сейчас. Докурю только.

      – Они не обидятся.

      Анна первой пошла по протоптанной в снегу тропинке к памятнику.

      Константин шел следом, а шофер замыкал шествие.

      Подошли к памятнику и остановились. Стояли и молча смотрели на обелиск, на приваренные к подножию остатки оружия: погнутый ствол противотанкового ружья, разбитый автомат, обломок винтовки. И на каску. На ржавую каску с дыркой вместо звездочки.

      – До сих пор находят, – тихо сказал стоявший