Аты-баты, шли солдаты. Борис Васильев

сказала вдруг одна из сестер Крынкиных. – Мама наша померла, и аккурат посылка прибыла. С мылом. Мы хотели хоть обмылочек навсегда сохранить. Да затерялся он где-то. Как в новую избу перебирались, так и затерялось тоё мыло.

      – Вот какие люди были, – несмело добавила вторая сестра. – Война ведь, и голод, и смертушка. А они за всех думали. За всех болели. За все времена и за всех детишек, как вот правильно товарищ говорит.

      Повисла пауза.

      – Так как относительно преодоления времени, товарищ профессор и доктор наук? – усмехнулся Константин.

      – Да, – вздохнул профессор. – Велика ты, Россия, и не объять тебя никаким самым современным умом. Нет ли у вас папиросы, товарищ капитан?

      – У меня сигареты.

      – Безразлично. Я неделю назад курить бросил.

      – Так, может, не давать?

      – Все равно закурю, – еще раз вздохнул профессор. – Не сейчас, так к вечеру. Когда, понимаете ли, сотрясение воздухов, а тут – посылка с мылом, так не то что закуришь, а и за рюмочкой потянешься.

      – Это точно! – засмеялся Лавкин. – Это ты правильно выразил, товарищ профессор.

      Распахнулась дверь, и вошел красивый грузин в форме летчика «Аэрофлота».

      – Здравствуйте. Кажется, я не ошибся?

      – Здравствуйте, Тенгиз, – сказала Анна. – Знакомьтесь, друзья. Это Тенгиз Кодеридзе.

      Следом за летчиком шофер такси уже вносил большие корзины с гвоздиками.

* * *

      Колхозный сарай. Самогонка уже разлита по кружкам, хлеб и селедка поделены. Именинник Святкин уселся на почетное место. Глебов разжигал костер у входа в сарай.

      – Там девочки прогуливаются, – сообщил Сайко входя. – Может, пригласим их, товарищ лейтенант?

      – Какие еще девочки? – нахмурился Суслин.

      – Санитарочки.

      – Ну не знаю, – неуверенно протянул Игорь. – Ну попробуйте.

      – Хабанерочка, изобрази, – сказал Сайко.

      – Есть изобразить. – Хабанеев вскочил. – Абрек, помоги.

      – Потому что грузин, да? – вдруг обиделся Кодеридзе. – Раз грузин, значит, девочки, да? Обидно, понимаешь.

      – Да у тебя – усы! – загорячился Хабанеев. – Усы, понимаешь? Ты же мужчина, сразу видно.

      – Это совсем другой разговор, друг. Это правильный разговор.

      Хабанеев и Кодеридзе вышли из сарая.

      Две девушки в военной форме прогуливались в длинных мартовских сумерках по окраине Ильинки.

      – И зачем ты меня сюда затащила? – ворчала одна из них, но ворчала вполне добродушно.

      – Там все время молоток стучит, – вздохнула вторая. – Стук, стук – гроб, гроб. Круглые сутки.

      Из сумерек возникли фигуры Кодеридзе и Хабанеева. Девушки остановились, и первая сказала с досадой:

      – Здрасте вам.

      – Здравствуйте! – обрадованно воскликнул Хабанеев. – А мы – за вами.

      – Куда это – за нами? – насторожилась вторая.

      – Девушки. – Кодеридзе для вящей убедительности снял шапку и прижал ее к груди. – Дорогие девушки, нашему другу двадцать лет исполнилось сегодня.