Мальчик с котомкой. Избранное. Анатолий Константинович Ехалов

было нечего, у него в батрачках работала соседка, Платонида. Скотину Санкову обряжала, коров доила, огород вела, за детишками присматривала, пока Санко на своих мостах и плотинах пропадал.

      А надо сказать, что красы Платонида в свои шестнадцать лет была неописуемой, парни из-за нее с ума сходили и бились смертным боем.

      Да и мужики мимо не могли без вздоха пройти. Вот какая была Платонида – Платошенька, русокосая, голубоглазая настолько, что можно подумать, что ее мать подобрала в цветущем льне..

      И вот, когда Санко свободен стал, и жениться замыслил, то лучше Платониды жены себе не увидал. Хоть и молода была Платошенька, хоть и в батрачках числилась и за любую грязную работу бралась, но строга была и независима. Пройдет, бывало, с ведрами мимо королевой, да так пройдет, что у Санка дух займется.

      И вот когда стало невмоготу, когда понял, что на четвертом десятке влюбился напрочь, не вздохнуть, ни выдохнуть, пал в ноги батрачке своей:

      – Платошенька, свет мой ясный! Люблю, и век любить буду. Пойди за меня.

      Это было в пору коллективизации. Санко справно жил, для кого-то и завидно. Какой еще доли искать батрачке безземельной. И мать натакала: иди, дочка, не сумлевайся.

      Так вот Санко Ястребов зажиточный мужик, устроитель мостов и плотин, справлял с юной Платонидой Егоровной свадьбу.

      Всего у него было в достатке. И денег, и коров пяток, и лошадей пара, и земля.

      Позвали гостей, наварили пива, напекли, нажарили всего. Свадьбу смотреть, была такая традиция, собралось народу с нескольких деревень.

      Гости за столами сидят, а зрители в избе, в сенях, на печи, на полатях, на завалинах, в окна пялятся.

      Богатая свадьба. Две десятилинейные керосиновые лампы под абажурами сияют.

      Это же какое богачество: десятилинейные! Завидки берут. Семилинейных-то в деревне не было…

      Вот свадьба идет чин чином. Гости пьют и закусывают, смотрящие – глядят.

      И были в сенях при раскрытых дверях среди смотрящих братья Харины.

      Эти были в деревне активистами новой власти, агитировали народ в колхозы вступать, и к Санку Ястребову относились с недоверием. Тот как-то уклонялся от разговоров о колхозной жизни.

      И вот этих братьев стали завидки забирать от сияния десятилинейных. Один из Хариных, Ванька Кривой, стал подбивать Колесенка, придураковатый малый такой был на деревне: все время рот – на огород и сопля на щеке:

      – Мол, чего они тут разгулялись! Ни пива не поднесли, ни пирогов. Щелкни-ка ты им по лампам батогом!

      Колесенок с дурной головы и выскочил, лампы у Санка побил. Все заорали, заскакали.

      А Санко схватил ножик, столы перепрыгнул. Платонида метнулась перехватить его, да схватилась за лезвие рукою и всю ладонь разрезала. Кровь так и брызнула!

      А Колесенок, видит, что неладно сделал, бросился бежать, прятаться.

      А Санко нагнал его в сеновале, повалил. Слышали было только, как Колесенок вскричал: « Не губи, Санко, прости!». Потом захрипел.

      Санко