Тёмное трио. Яна Демидович

станет другим: калейдоскопически разным, на любой, как говорится, вкус. Чтоб всякое было, а не только эти румяные личности. Одинаковые, на каждом плакате, как близнецы. А чуток по-другому нарисуешь – всё, кранты. Выволочка.

      Жорж вздохнул.

      Ну а пока будущее не наступило, он должен учиться здесь. Делать «правильные» вещи, чтобы получить корочки, устроиться потом в журнал, газету. И когда-нибудь…

      Скрипнула дверь – Генка явился.

      – Патлатым привет!

      – Салют, глазастый.

      Генка и правда был глазаст. На лягушку походил при определённом ракурсе. Жорж один раз его так и нарисовал – как лягушку. Долго потом вместе смеялись…

      – Что, погулял уже с чуваками?

      – Погулял, – зевнув, ответил Жорж и лениво потянулся.

      Генка был из тех, кто стиляг не бил, дружелюбно к ним относился. И вообще добрячок был по жизни… Повезло с соседом.

      – Хорошо, – как-то странно, с напрягом, протянул Генка и отвёл взгляд. Затем опять посмотрел на Жоржа и тихонько добавил: – Я тут мимо бригадмильцев прошёл… В общем, они новую облаву готовят: на клуб какой-то, сегодня… Ты бы не ходил вечером на танцы. А, патлатый?

      Жорж снова зевнул.

      – Да ну тебя. Конечно, пойду. Трусить, что ли, из-за этих?

      – Гош…

      – Жорж.

      – Ну, Жорж…

      Генка сел на краешек его кровати. Начал проникновенно:

      – Рискуешь ведь. Шкурой и головой.

      – Пускай. Весело!

      – Друг, слушай… Их много, и все серьёзные. Вас не просто пугать хотят. Бить.

      – Всех не перебьют, – беззаботно бросил Жорж. – Не ссы, Генка. Всё нормально будет!

      Генка промолчал. Надулся мрачно, как лягушка бычья. А к вечеру опять этот разговор завёл. Даже с ним, вместе, хотел на танцы идти.

      Жорж не позволил: мол, тебе уж точно опасно. Улыбнулся на прощанье и, помахав пёстрым галстуком, унёсся танцевать.

      ***

      …Танцы на костях были в самом разгаре. Вихляясь под музыку, вокруг вертелись парочки, а юркие девки подлетали то справа, то слева, упрашивая себя нарисовать.

      «В одежде или как?» – ухмылялся Жорж.

      Девки хохотали.

      Карандаш в пальцах плясал вместо хозяина, в блокноте с каждой минутой оставалось всё меньше чистых листов. Подпирая стенку, Жорж занимался тем, что любил больше всего в жизни, там, где чувствовал себя своим.

      Улыбка не сходила с его лица, глаза перебегали с блокнота на толпу – и обратно. Цепляли фигурку, образ, а дальше всё делала рука: взмах, резкая черта, штриховка… Вуаля! Готов портрет или шарж. Или нечто уж совсем фантастическое.

      Жорж ликовал. Обзывал себя мерзавцем, сукиным сыном. Как Пушкин почти.

      Сквозь сине-зелёные линзы пенсне вечеринка была удивительной. Будто жители водного мира бесились: тритоны да русалки в костюмчиках… снятых с утопленников.

      Улыбаясь мрачным фантазиям, Жорж быстренько начеркал рисунок – русалку в платье с декольте. А под пышной юбкой – хвост, с чешуйками, как