Спаси моего сына. Полина Рей

выхожу с работы.

      – Привет, – выдыхает эхом муж. – У тебя что-то случилось?

      В его голосе – неподдельная тревога. Но мне уже плевать на это.

      – Нет, у меня всё прекрасно.

      Соврать удаётся абсолютно ровным и уверенным голосом. Да уж, Верниковская, а ты молодец. Выдаёшь то, чего сама от себя не ожидала.

      – Мне сегодня сын твой приснился.

      Делаю ударение на слове «твой». Так проще расставить границы, которые нужны прежде всего мне самой.

      – Да? Где? Что вокруг было? Может, видела что?

      Он сыпет вопросами, которые произносит хриплым голосом.

      – Видела, да. Бабульку какую-то видела. Она с ним сидела, пела ему что-то.

      – А ещё?

      – Крыльцо помню. И наличники резные на окнах дома.

      – Если увидишь – узнаешь?

      – Да.

      Я не сразу понимаю, о чём спрашивает Даня, поэтому отвечаю слишком поспешно. Он что – хочет отвезти меня туда, где предположительно пропал его сын? Нет, нет-нет…

      – Я за тобой заеду через полчаса, хорошо? – спрашивает он и я буквально кричу:

      – Нет! Ты с ума сошёл? Я никуда с тобой не собираюсь.

      – Соня…

      – Нет, Верниковский! Даже не думай! Ты хотя бы меня пожалей… хоть на грамм.

      Он замолкает, а мне хочется положить трубку. Но почему я этого не делаю? Наверное, оттого, что знаю – Даня приедет, как и обещал. Значит у меня снова будет повод для адовых мук. Или мне просто нужно сбежать из собственного дома за эти полчаса.

      – Прости, Сонь… прости. Я сам не знаю, что делать.

      Ну почему бабское сердце такое глупое? Почему я вообще продолжаю этот разговор?

      – Где они живут? – спрашиваю вместо того, чтобы попрощаться и положить трубку.

      – В Первомайском.

      – Значит, дом там этот и ищи.

      Он хмыкает в ответ. Невесело и словно бы… смиренно. Как будто уже принял тот факт, что сын не найдётся.

      – Сама же знаешь, сколько домов там… с резными наличниками.

      Между нами снова повисает тишина. Тягучая и плотная, похожая на чёрный мазут. Я не понимаю, что мне делать дальше. Ехать сейчас с Даней туда – это как собственными руками провернуть нож, загнанный мне в грудь. Увидеть эту самую Свету, ребёнка мужа… Но и не помочь я не могу. Просто не могу, и всё тут. Изведу себя после.

      – Я поеду. Если смогу помочь – буду рада. Но хочу, чтобы ты избавил меня от того, чтобы я встретилась с твоей Светой, – наконец, выдавливаю из себя.

      – Она не моя Света, – тихо откликается муж.

      – С твоей девкой, да, извини, – не сдерживаюсь я.

      Он ничего не отвечает, и я уже рассчитываю на то, что Верниковский просто поблагодарит меня и отключит связь, когда слышу его короткое:

      – Обещаю. Не встретишься. Скоро буду.

      И на этом наша беседа обрывается.

      Когда сажусь в машину мужа – это снова своего рода триггер. Ведь несколько дней назад точно так же устраивалась рядом, ничего не зная. Ждала поездки на дачу, предвкушала. А теперь, как смею надеяться, еду с Даней вот так в последний раз.

      Только