Призраки в Тель-Авиве. Одиночный мир. Шмиэл Сандлер

французского дворянина, подвизавшегося на службе у русского царя. Все знали склонность Васи к мистификациям и его бессовестное вранье было воспринято, как очередная и не очень удачная шутка скучающего спортсмена.

      – Но инструктор запретил нам препираться с аборигенами, – сказал Заярконский, – поддавшись грубому напору друга.

      – Инструктор мне не указ, – сказал Василий, вглядываясь в стайку разгомонившихся дам, – он никогда не узнает об этом, а ты ведь не станешь ему рассказывать об этом, правда?

      – А что если вам сейчас намнут шею, сэр?

      – Не боись, Ципа, шею как раз намну я, и это будет замечательно с двух сторон, – он продолжал высматривать себе даму в пестрой толпе аристократок, – во-первых, потому что женщина всегда идет за победителем, а во-вторых, победа способствует выработке мужских половых гормонов.

      Цио́н понял, что Василий вполне уже оправился после утомительного развода с женой и в душе пожалел, что затеял сомнительное предприятие с человеком столь ненадежным. Собственно, он лично, намеревался посетить хоромы Петра Великого, но друг счел необходимым окунуться в романтическую эпоху рыцарства – «Для восстановления психического баланса», который на поверку оказался пустым предлогом и интересовал Васю здесь один лишь пошлый флирт с этими расфуфыренными куклами. «И дернул меня черт идти на поводу у этого ловеласа»

      Цион увлекался некогда историей крестовых походов и написал даже реферат о замечательном певце рыцарства поэте Гийоме Акветанском. Василий умело сыграл на этом – «Проникнемся атмосферой грубых нравов и первобытных инстинктов, – сказал он, – а там… можешь навострить лыжи хоть к Ивану Грозному»

      Судя по выдержанной им многозначительной паузе, он собирался отправить приятеля значительно дальше хором русского самодержца, но вовремя спохватился – утонченные манеры аристократа могли ему пригодиться в будущем. Догадываясь, какие именно мотивы руководят его неуправляемым другом, Заярконский позволил ему убедить себя, не потому, что тот лестно отозвался о творчестве Мосье Акветанского, просто он был порядочный человек и предпочел не оставлять товарища в лихую для него минуту. Что ни говори, а развод с дочерью академика не прошел для Васи бесследно, не так просто было в одночасье остаться без дома и гроша в кармане.

      Василий не был скуп и отдал однажды тридцать тысяч долларов – гонорар за проигранный бой с американцем – в фонд детей больных раком, но Циону казалось, что друг глубоко потрясен тем, что его так классно обобрала жена и он всем сердцем, желал вывести товарища из депрессии.

      «И делов то там всего лишь на час, – убеждал Василий все еще сомневающегося Циона, – а впечатлений наберемся еще на одну диссертацию». Заярконского по-прежнему тянуло в Киевскую Русь, но Вася пустил в ход последний аргумент – «Полюбуемся на женщин и тотчас вернемся домой!» – с воодушевлением врал он.

      ГЛАВА 9

      То, что увидел Гавриэ́ль, заглянув в гостиную, повергло его в шок: вся