Аракчеевский сынок. Евгений Салиас де Турнемир

была, по ходатайству Шумского, сделаться вольной и, стало быть, при своем красивом лице и шустрости могла выйти замуж в столице, по крайней мере за купца или богатого мещанина.

      Таким образом, Пашута очутилась при баронессе, знавшей, что девушка – крепостная холопка графа Аракчеева и из грузинской дворни. Но это не могло возбудить подозрений Евы. Что же общего между Аракчеевым и господином Андреевым? Даже брат Пашуты, Васька-Копчик, изредка бывая в гостях у сестры, не скрывал в доме барона, что он в услужении у флигель-адъютанта Шумского.

      Сначала брат и сестра ловко и усердно служили барину Михаилу Андреевичу в его замыслах по отношению к молодой баронессе.

      Понемногу, незаметно по особым причинам все изменилось. Но Шумский не подозревал, что союзники его, оба крепостные его отца, мальчишка восемнадцати лет и девушка двадцати девяти относятся к нему неприязненно, и если не противодействуют из страха его мести, то и не помогают. Он был обманут ими, как малый ребенок, и только теперь наступило время, в которое Пашуте, а отчасти и Ваське приходилось снять с себя личины и, конечно, пострадать.

      За последнее время Шумский стал догадываться, что Пашута не повинуется ему, что она привязалась всем сердцем к своей молодой барышне, потому что сама баронесса полюбила Пашуту серьезно. Все искусно подстроенное Шумским не приводило ни к чему.

      Однажды он вызвал к себе строптивую девушку, послав за ней Копчика, но беседа их кончилась тем, что Шумский едва не бросился на Пашуту с чубуком в руках.

      Девушка от страха побоев обещала впредь повиноваться во всем, но затем, вызванная вновь через брата, не явилась вовсе. Через дня три Шумский получил от матери письмо, а с ним вместе и другое, от барона к графу Аракчееву, с просьбой продать ему крепостную девушку Прасковью.

      Настасья Федоровна писала, что граф и отвечать барону не считает нужным.

      Шумский был вне себя от удивления и гнева. И тут уже пришло ему на ум немедленно вызвать из Грузино себе на помощь няню Авдотью, имевшую большое влияние на свою как бы приемную дочь.

      Глава XI

      Когда Шумский вернулся от Нейдшильда, не видав Евы и зная, что Пашута притворяется больной, он весь день волновался и повторял одну и ту же фразу:

      – А если девчонка меня выдаст, назовет баронессе? Что тогда делать? Тогда все пропало.

      На заявленное Авдотьей желание повидать барина, чтобы узнать, «что ей делать прикажут», молодой человек только рассердился. Наутро Шумский, конечно, был сперва в доме барона и на вопрос его об Пашуте Антип опять объяснил, ухмыляясь, что она больна.

      – Чем больна-то? – спросил Шумский.

      – Ейная хворость – пёсья!

      – Что?! – удивился и невольно улыбнулся Шумский, хотя на сердце было далеко невесело.

      – Пёсья болезнь такая есть. Сами знаете. Когда собаку какую господа в холе содержат да балуют, то она с жиру бесится. Вот и наша Пашутка от барышниных ласков чуметь начала и беситься.

      – Да что же она делает? Лечится? Лежит?

      – Ни!