Раскаты. Артем Приморский

в Главном Военном штабе,– важно, с гордостью подметил генерал.– В молодости, когда я был еще подполковником, принимал участие в Русско-турецкой. Посекло нас во время атаки. Полевой врач осколки вытаскивал, да не все достал.

      – Ясно,– Арцыбашев посмотрел на его ноги.– Надо в смотровую.

      – Меня уже много кто смотрел,– раздраженно добавил Костромской.– Наш военный госпиталь, и даже заграницу увозили… месяц назад…

      – Как самочувствие сейчас?– отложив карточку, Арцыбашев сел рядом с генералом.

      – Болят же, говорю!– генерал стукнул тростью по полу.– Ходить без нее невозможно. И даже с ней тяжело. С каждым годом все сильнее и сильнее болит. Мне последний врач сказал – вас осколки мучают, но вытащить их нельзя.

      – Что за врач?

      – А черт его знает! Француз какой-то – я ведь заграницу уезжал.

      – Вот что я предлагаю,– генерал с мрачной готовностью посмотрел на него.– Сделаем рентген, посмотрим ноги. Если осколки есть – проведем операцию и вытащим их. Рентген, операция и восстановление будет стоить пятнадцать тысяч…

      – Сколько?!– вскрикнул Костромской. Даже Маслов, услышав о стоимости, вздрогнул и посадил в карточке кляксу, удивленно посмотрел на Арцыбашева.

      – Пятнадцать тысяч золотыми,– спокойно сказал он.– Если согласны – прошу в смотровую, и на рентген. Наша медсестра вас проводит.

      – Нет, подождите…– генерал, сжав трость, сердито зашевелил челюстью.– Это же огромнейшие деньги! Огромнейшие!

      Арцыбашев понимающе кивнул.

      – Я готов поспорить, что француз, который вас осматривал, был ни кто иной, как Жан Фланбери – один из лучших хирургов в Европе. Он понял, что не сможет прооперировать, потому и отказал. А ведь шрапнель и осколки – прежде всего металл. Он окисляется, отравляет ядами организм. Дойдет до внутреннего воспаления – вот вам и гангрена.

      – А вы сможете?– удивленно спросил генерал.

      – Смогу,– уверенно ответил Арцыбашев.– Смогу, так ведь?– спросил он Маслова.

      – Без сомнений,– тот с серьезным выражением лица посмотрел на Костромского.– Репутация нашей клиники и рекомендации говорят об этом.

      – Что ж,– генерал медленно, опираясь на трость, с болезненным усилием поднялся.– Я человек военный, и не привык откладывать на завтра.

      – Вот и отлично. Нюра!– позвал Арцыбашев.

      В комнату вошла молодая красивая медсестра.

      – Пойдемте в смотровую. Можете облокотиться на меня,– ласковым голосом сказала она генералу.

      Когда Костромской и Нюра ушли, Маслов спросил:

      – Александр Николаевич? Я все пытаюсь, но не могу припомнить хирурга с фамилией Фланбери.

      – Мой учитель,– ответил Арцыбашев.– Он работал в Королевском госпитале, в Париже. Хороший был специалист.

      – Был?

      – Умер три года назад,– на губах Арцыбашева заиграла шаловливая, немного грустная улыбка.– Только нашему генералу об этом – ни слова. Костромской – патриот до мозга костей, вот и пусть считает, что наше – самое лучшее.

      «До чего же идиотское суждение,–