Хроники «Бычьего глаза» Том I. Часть 1. Жорж Тушар-Лафосс

мины, кокетливо выставляя свои довольно тощие формы, обтянутые в шелковое трико. Наконец измученный усталостью после столь ревностной министерской деятельности, Ришельё упал к ногам королевы почта без движения.

      – Ваше величество, – сказал он слабым голосом: – поверите ли вы теперь моей почтительной преданности, допустите ли мысль, что я способен сделать что-нибудь против вашего желания?

      – Господин кардинал, отвечала Анна Австрийская, желая своротить разговор с того направления, которое хотел дать ему Ришельё: – я убедилась, что вы превосходно танцуете сарабанду.

      – Право, если бы господин герцог не был кардиналом, приятно было бы видеть его танцором, прибавила фаворитка.

      – Я считал бы за счастье быть всем, чем угодно вашему величеству, исключая равнодушия к вашим обожаемым качествам.

      – Хороший танцор и любезный кавалер, – сказала, смеясь, королева: – вот что формирует два светские совершенства.

      – Последнее рождается само собой при виде стольких прелестей.

      – А! вот начинаются нежности арлекинады, продолжала королева притворным тоном.

      – Сокровища всегда находят обожателей, – сказал пламенно Ришельё: – блеск их ослепляет, обладание ими упаяет, даже и тогда, когда только человек мечтает о них.

      – Господин арлекин, сказала сухо королева: – маскарадные вольности имеют свой предел.

      – Дайте ему волю, шепнула госпожа Шеврёз на ухо государыне.

      – Если это привилегия сжигать у ног вашего величества фимиам пламенной страсти, я желал бы в душе, чтобы карнавал длился целую вечность.

      – Я знаю вас за хорошего актера, господин кардинал, молвила королева, решившись продолжать шутку – но я не слышала, чтоб вы обладали таким превосходным талантом в том амплуа, какое занимаете в настоящую минуту.

      – Это совсем не игра! воскликнула смелая маска, дерзнув поцеловать обнаженную руку, которой не отняли, хотя по ней и пробежала легкая судорога.

      – Как, натура! Увлечение! Да вы обладаете таким искусством, что я держу пари, – вам позавидовал бы сам Монфлёри[9].

      – О, нет, обожаемая государыня, не ему я хотел бы внушить страшную зависть, но монарху, который так счастлив, чтобы обладать сокровищем, и настолько несчастлив, что не умеет ценить его.

      – Чем дальше, тем лучше, господин кардинал, сказала королева, делая усилие подавить гордость. – Поверьте мне, оставайтесь арлекином – это самая приятная сторона вашего искусства. Милая Мари, велите подавать мою карету; пора окончить забаву, даже удовольствие видеть танцы кардинала.

      – Дела вашей эминенции принимают хороший оборот, сказала герцогиня по отъезде королевы. – Вы слышали, что костюм произвел чудеса, и грация, которую вы придали этому маскараду, просто была очаровательна. «Это самая приятная сторона вашего искусства», сказала ее величество.

      – Похвала, способная тронуть Толстого-Гильома или Бискомбаля, но кардинал не может вечно представлять арлекина.

      – Отчего

9

Первый актер в ролях любовников, в эту эпоху.