Полудочка. Виктор Улин

делать? Сама ведь говорила, что жизнь летит быстро.

      – Сведу. Или сделаю совсем низко, на самом надписии. Потом отращу волосы, станет не видно.

      Она знала ответы на все вопросы, в этом была прерогатива юности.

      – А что нарисуешь? – поинтересовался он, выпив полчашки. – Розочку или паука? Или нарастающую луну?

      – Ничего не нарисую. Просто напишу: «I love you».

      – Круто, – согласился Ганцев. – И кого же ты любишь?

      – Вас, дядя Слава.

      Кот перетек к нему на колени и замурлыкал еще громче.

      – Ксенька… – он вздохнул. – Ты хоть понимаешь, что говоришь? Ты когда-нибудь любила?

      – Не знаю, – она беззаботно повела тонкими плечами. – Как-то не задумывалась. Сейчас кажется, что люблю вас.

      – Именно что кажется, – Ганцев вздохнул еще раз, приподнялся, поставил пустую чашку на стол-тумбу.

      – А вы?

      – Что – «я»?

      – Вы кого-нибудь любили, кроме тети Риты?

      Вскользь брошенный вопрос взмутил осадок.

      В отношении Маргариты он чем дольше жил, тем сильнее понимал, что их союз основан на надежном товариществе, а не на любви.

      Любовь – ураганная и сметающая под откос все мысли – у него была с первой женой, Наташей. Но они были столь молоды, что не могли контролировать чувства и подстраиваться друг под друга, поэтому разбежались раньше, чем поумнели.

      Вспоминать те времена Ганцев не любил. Память ожидавшегося, но не состоявшегося саднила, как белая царапина на красном кузове «Хаммера».

      Но безбашенная девчонка за два дня завладела не только телом, но и душой, поэтому он помолчал и все-таки ответил:

      – Любил. Мою первую жену. Но это было так давно, что уже как бы не правда. И не здесь, в Москве.

      – В Москве?! А что вы там делали? – воскликнула Ксенька так громко, что Лапсик прянул острыми ушами.

      – Женился после того, как учился.

      – Вы учились в Москве, дядя Слава?

      Плеер под телевизором щелкнул и загудел.

      На дисплее вместо времени побежали текущие секунды. Виктор Войтович что-то поставил на таймерную запись.

      – В Москве, Ксеня, в Москве…

      Ганцев испустил еще один вздох.

      Вздыхал он сегодня бесконечно; ненужная связь с Ксенькой развинтила шлюзы, о которых прежде не подозревалось.

      – А где, дядя Слава? В каком институте?

      – В Бауманском училище.

      – В училище?! А я думала, вы учились в университете. Мама экономист, работает в «Горавтотрансе»…

      – Знаю, Ксеня, знаю, – перебил он. – Все, что касается твоей мамы, мне известно.

      – Я не о том. Знаю, что знаете. Мама один год типа ушла с работы, преподавала в училище… ну, то есть в колледже экономики и бухучета. Так вот, она говорила, что это – отстой.

      – Колледж и есть отстой, кто бы спорил, – согласился Ганцев. – Просто институт так называется, по традиции – «Московское высшее техническое училище», еще с царских времен. В советские добавили «имени Баумана». На самом деле в СССР были три главных прикладных института: МВТУ, МФТИ и ленинградский