Дом северной стороны. Татьяна Борисова

Рыбаки уже отчаялись, но тут увидели, что баркас, который вроде бы уже должен утонуть, уверенно оседлал волны и приближался к берегу. Вытаскивать судно помогали все. Даже бабуля залезла по пояс в воду. Как только дело было сделано, моряк спрыгнул, отряхнулся от водорослей, и мы, наконец, смогли разглядеть его. Это был человек с длинными темными волосами, густыми черными бровями. Он заметил меня одним из первых, улыбнулся, протянул руку и представился:

      – Привет, я – Тамаз.

      Я опешил. Укротитель из московского цирка стоял прямо передо мной и протягивал руку!

      Тамаз улыбался своей широкой улыбкой. Его глаза были приветливыми, и он лишь отдаленно напоминал того собранного, серьезного и страшного Тамаза на арене цирка. Но это все же был он. Его невозможно было не узнать. Я почти выкрикнул:

      – Борис!

      Тамаз улыбнулся еще шире.

      – Борис, слушай, – он сказал громче, но при этом тон его голоса стал заговорщицким, – мне нужен ночлег. У кого здесь можно пожить?

      Я посмотрел в сторону бабушки, которая отжимала юбку и выливала воду из резиновых сапог. Та оживилась:

      – Милок, да у нас пожить можно. У тебя деньги-то есть?

      Тамаз рассмеялся.

      – Найдем, бабуля, найдем! Бабушка деловито продолжила:

      – Ну, вот и славненько. Тогда милости просим.

      Глава 6. Гость из Москвы

      Вечером воздух на улице остыл до озноба костей. Бабуля ненадолго растопила печь в кухне. Я сел рядом, на полу, и стал слушать, как трещит пылающая древесина. Тамазу бабуля выделила диван напротив того места, где я устроился. Тот благодарно кивнул, достал потрепанный кожаный кошелек и заплатил ей сразу за месяц вперед. Казалось, Тамазу было удобно везде. Даже если бы бабуля устроила его спать на полу, он бы не обиделся. На диван Тамаз положил свою одежду, компас, инструменты в черном ящике, телефон и ноутбук.

      Мне хотелось лучше рассмотреть нашего с бабулей гостя. В нем было всё мистическим и непонятным. Тамаз был крепким, жилистым, мускулистым, двигался плавно и артистично, даже если не думал об этом. У него были все те же, что и тогда, в цирке, иссиня-черные брови, туго затянутая коса от затылка до колен, острый, тонкий нос, а на лбу зиял глубокий шрам. Тамаз был похож на лесного идола, над головой которого без конца летают летучие мыши и совы. Он пах горелым углем, соленым потом и дымными смолами.… Этот тяжелый дух окутал весь наш дом, как только Тамаз переступил порог. Так же пахнет забытый храм. Летом я случайно заехал в такое место, когда путешествовал по заброшенным горным деревням на велосипеде. Храм стоял на окраине. В нем каждый угол заволокло паутиной. Свет проходил через пыльные окна, как через сито. Я зашел внутрь и почувствовал именно то, что чувствовал сейчас рядом с Тамазом: густую, обволакивающую силу, заставляющую тебя остаться, окаменеть, не двигаться. Эта сила успокаивала и будоражила одновременно. Гулкий зал и круглый купол храма не выпускал меня тогда очень долго. Я рассматривал истлевшие свечи, потемневшие