Русалка. Андрей Хорошавин

отглажен, сидит ладно. Короткие сапоги горят на солнце, шаровары аккуратно заправлены, оружие в отличном состоянии.

      – Как вас величать, урядник?

      – Хорошавины мы. Звать Андрей. Иванов по бате, Иванович значит. Из казаков мы. Из-под Читы. Даурские, значит.

      – А меня тоже Андреем зовут, только Степановичем. Будем знакомы.

      – Будем. – Урядник широко улыбнулся, показав белые без изъянов зубы.

      Жить решили у Хорошавина.

      – Живу я бобылём. Дом большой, уживёмся.

      Баня уже была протоплена. Самовар вовсю дымил. Кругом порядок, ничего лишнего, всё крепко и основательно.

      – Казаки, мы. У нас без порядку никак.

      Только после бани выпили по первой чашке душистого чаю с малиной, как кто-то несколько раз ударил в ворота. Урядник, сузив глаза, в одной нательной рубахе, шароварах да одетых на босу ногу галошах с обрезанными задками, скользнул за дверь. Вскоре на дворе загудели мужские голоса, тонко скулила женщина. Холмогоров вышел следом, набросив мундир на плечи.

      У раскрытых ворот, грозя поднятым кулаком, урядник на повышенных тонах разговаривал с селянами:

      – А я вам гутарю, устал он с дороги. Вечёрит. С утра приходите.

      Перед урядником, широко расставив обутые в лапти ноги, стоял кряжистый бородатый мужик. Его густые брови нависли над сверкающими негодованием глазами. Узловатые руки он засунул за верёвку, которой вместо кушака была перепоясана красная линялая рубаха-косоворотка, надетая с напуском на серые латаные штаны. Он высоко задирал голову под напором Хорошавинского кулака, но с места не сходил.

      – А ты, Андрей Иваныч, доложи его превосходительству, а ён ужо пущай сам решить.

      – А ну, Игнатов, осади. Цыть у меня! Я ж тя….

      – Что случилось, Андрей Иванович? – Холмогоров окликнул урядника с крыльца.

      – Да вот, до Вас добиваются….

      Увидев Холмогорова, мужик упал на колени и прижал руки к широкой груди:

      – Ваше благородие, извольте выслушать.

      Холмогоров спешно сбежал с крыльца и поднял мужика с колен:

      – Что случилось?! Кто вы?

      – С Ухватова мы, ваше благородие, – мужик снова начал опускаться на колени, но Холмогоров удержал его. – Вот, ехали к уряднику, да прослышали, что вас с уезда прислали. Что же это такое на белом свете творится?

      Холмогоров непонимающе глянул на Хорошавина, а тот снова сунул кулак под нос мужику:

      – Ты, Игнатов, гутарь разборчиво. Видишь, господин пристав в непонятии.

      – Племянница моя, Катерина. Сирота. Второго дня с девками на реку ушла и пропала. С речки домой пошли – вроде со всеми была. В деревню пришли, глядь, а её и нет, – голос мужика дрогнул. – Помогите, ваше благородие, – мужик сдвинул густые брови, моргнул, и крошечная слезинка скатилась с ресницы и заискрилась в скрученных волосках бороды.

      Холмогоров развернулся на каблуках. Нахмурил брови. Засопел. Заложив руки за спину, прошёлся вдоль ворот туда