Жизнь прожить – не поле перейти. Книга 2. Война. Анатолий Крикун

взгляд и вся фигура свидетельствовали, что вырос настоящий мужчина. В военной форме он выглядел для матери непривычным и более взрослым. Когда Степан обнялся с отцом, пощекотавшим его небритым лицом с начавшей седеть густой бородой, Меланья отметила, как оба они похожи повадками и нравом и как крепко она их любит. Две крупные слезы покатились с новой силой по ещё гладкому лицу, с новой силой пробуждая воспоминания по

      пережитым годам, где всякое бывало – и хорошее, и

      нелёгкое. Жизнь может быть нелёгкой, но не может быть плохой и об этом Меланья знала от своих предков, своего опыта и чтения «Евангелия». Фёдор, почмокав сына в губы, как когда- то Меланью, отстранился от Степана и спросил, глядя на погоны:

      – Это в каких же чинах ты царю служишь?

      Степан не писал о своих продвижениях по службе, но тут отчитался:

      – В унтер-офицерах, подпрапорщиком, далее только в офицеры производство идёт, только для того образование необходимо.

      – У нас в деревне только один до унтеров дослужился -Тихон Ветошкин, что в японскую войну ногу потерял, а офицерами и не пахло, – молвил Фёдор. -Значит уважают командиры тебя. Хватит топтаться на снегу, давай, сынок, в дом заходи.

      Василий подхватил туго набитый, защитного цвета, новенький вещмешок, на который уже положили свой зоркий глаз сёстры. Меланья, взяв за руку высоченного

      сына, степенно ввела его в дом. Фёдор сказал собравшимся соседям, что вечером ждёт в гости. Кто- то, из догадливых соседей, снарядил гонца в Боголюбовку за водкой.

      Сняв шинель и глянув в зеркало, Степан предстал перед семьёй в полном гвардейском параде со всеми знаками отличия на груди и погонах. Осмотрев дом, Степан перемен не отметил, только во дворе явился новый сруб летнего домика, где, видно, обитали девицы с приходом тепла, да баню покрыли железом. Василий поставил вещмешок на стол. Нюрка с Василисой примостились рядом и замерли в ожидании. Степан неспешно развязал хорошо уложенный, непромокаемый мешок и стал доставать подарки из польских земель. Девицы, широкими улыбками обласкав Степана, получили два цветастых платка и отрезы лучшего в Европе ситца, новомодного – белого в горошинку, для кофточек и платьев и серебряные серёжки с бирюзовым камешком. Василиса опять бросилась обниматься, а потом закрутилась у зеркала. Нюра так обхватила Степана, что чуть не свалила его, когда он наклонился над мешком и с самого дна хотел достать ещё и гребни с зеркальцами. Тугой грудью она навалилась брату на плечо, а потом расцеловала в глаза. На том страсти кончились. Мать, с тёплыми повлажневшими глазами, получила тёплый зимний платок и, кроме цветастого ситца варшавской

      мануфактуры, ещё и отрез на юбку (мать шила на себя и детей сама и слыла на селе мастерицей, а семья могла похвастать не только большим медным самоваром, но и швейной машинкой немецкого производства"Зингер», что Фёдор сумел приобрести