Собрание сочинений. Том 3. Крылья ужаса. Мир и хохот. Рассказы. Юрий Мамлеев

– Игорь Михеич.

      Семейство улыбалось.

      – Мы вас ждем, хорошие наши, – прошамкала Любовь Матвеевна, – квартира большая, все разместимся по-доброму.

      – Леночка нам все объяснила, идите туда тихонечко себе, – молвила Евдокия Васильевна, указывая в некое пространство.

      Прошли.

      В стороне мелькнула тень деда Игоря.

      Расселись на креслах и диванах – но за столом.

      – Мы вас угощать не будем. Сама не велела, – уютно и с искренностью произнес Петр Петрович.

      – А она где? – быстро спросила Алла.

      – Она будет, – ответили ей.

      – Да мы кушать и не собирались вовсе. Не до того, – вставила Ксюша. – Другой раз побалуемся.

      Затихли.

      И вдруг тонкий слух Аллы уловил далекий вой.

      – А это кто? – нервно спросила она.

      – Это тот, с кем вам встречаться не велено, – строго заметила бабушка Любовь Матвеевна.

      Сестрам становилось понятней, но холодок прошелся по спинкам.

      – Кто он? – выдавила Алла.

      – Раз вы от Лены, мы все скажем, – проговорил Петр Петрович. – Это сын наш.

      – Сын?! И что?

      – Говори, говори, Петр! – взвизгнула Евдокия Васильевна. – Раз от Лены, может быть, и помогут чем-то!

      – Миша, сынок наш, – со слезами в голосе проговорил Петр Петрович, – убийца наш, вот кто он…

      – Говорите яснее все-таки, – раздраженно и чуть истерично прервала его речь Ксюша.

      Евдокия Васильевна тоже вспыхнула:

      – Пророк он у нас, вот в чем дело… Тьфу ты… Не пророк, а хуже…

      Года три назад, сейчас ему шестнадцать, мы все поняли, что про кого он плохо подумает, с тем обязательно несчастье произойдет. Даже невольно, со зла какого-нибудь, подумает, а то не дай бог скажет, так у того все может быть, и на следующий день причем, на худой конец дня через два-три. То руку сломает, то упадет, то побьют его, то болесть. Больше всего нам, домашним его, доставалось. Посмотрите на мои ручки, на ноги! – мамаша перешла на крик и обнажила даже ногу перед гостями.

      Все было в синяках, в кровоподтеках.

      – А муж мой, Петр Петрович, видеть из-за него плохо стал! – вскричала Евдокия, указывая на супруга.

      – Что-то я не так сделал недавно, – вставил Петр Петрович. – Не понравилось ему. Ругнулся с досады. И уже к вечеру у меня глаз – не глаз, а черт-те что!

      Только сейчас ошалевшие Алла и Ксюша обратили внимание, что Потаповы действительно хоть и приоделись, но физически потрепаны, как-то пришиблены, смотрятся побитыми и смирными, даже во время крика.

      – Неужели так уж установили причинную связь? – спросила Алла, приходя в себя.

      – Да что мы, сумасшедшие, – внятно прошептала бабушка, – уж сколько лет тянется. Проверяли. Приходили сюда, эксперименты ставили, Лена знает кто. Да он сам знает. Последнее время переживает очень, плачет, как птичка, – умилилась старушка.

      – А злую мысль остановить не может, пыхтит, возится, но редко получается, – развел руками Петр Петрович. – Мы уж