Клуб неисправимых оптимистов. Жан-Мишель Генассия

я ушел? Я был один? С Франком? С Сесиль? Зачем она звонила? Что произошло?

      – Ничего, – ответил я спокойным тоном и закрыл за собой дверь в свою комнату.

      Они остались караулить в коридоре, потом тоже отправились к себе. Спать не хотелось, и я просто сидел на кровати, прижав к себе Нерона.

* * *

      Это был один из тех злосчастных, горьких дней, когда жизнь лишается всякого смысла, проскальзывает, как песок между пальцами. Таким же был день испорченной свадьбы моих родителей, когда они узнали о гибели дяди Даниэля. День открытия магазина омрачила не только попытка самоубийства Сесиль, но и ссора между мамой и Франком. Сначала никто не придал ей особого значения – всех отвлек мой поспешный уход. Они никогда раньше не ругались с такой бешеной злобой, но почему-то казалось, что все наладится. Подумаешь, глупый спор, чего не бывает между своими? Чрезмерное напряжение, нервы, усталость, разговор на повышенных тонах, неприятное замечание, слова, которых не вернешь, хотя сам в них не веришь, и, наконец, громкий финал. Мама и Франк – люди цельные, не умеющие уступать. После того злосчастного дня они не виделись и не разговаривали двадцать пять лет и все эти потерянные годы наверняка задавали себе одни и те же вопросы: почему это случилось, как они дошли до такого и стоило ли ссориться насмерть из-за таких пустяков, если ни один не может вспомнить брошенных в запале слов. Наша память устроена так странно, что все плохое мы забываем, а хорошее помним. Двадцать лет спустя папа спросил, помню ли я, что спровоцировало ту ссору, и мне пришлось напрячься, чтобы вспомнить. Если бы мама и Франк все знали заранее, они бы помирились, но никто не способен предсказать будущее. Люди живут одним днем. Наши ожидания не оправдываются, стройные планы рушатся. Мелочные расчеты моей матери обернулись катастрофой. Открытие обновленного магазина должно было стать праздником для всей семьи, подарить нам надежду. Увы – в тот день красивое здание дало трещину.

      17

      Игорь Маркиш жил во Франции уже семь лет. Обстоятельства своего бегства из Ленинграда он вспоминать не любил, но родину, судя по всему, покинул по политическим мотивам – как и остальные члены клуба. Если я заговаривал об этом, он отделывался скупой и не слишком приветливой улыбкой. Игорь Маркиш и Вернер Толлер основали клуб и консультировали остальных по вопросам бюрократических формальностей. Все они были одержимы одним-единственным желанием – получить документы, чтобы не арестовали во время банальной полицейской проверки, чтобы не выслали, чтобы можно было наконец разобрать чемодан, оставить прошлое в прошлом, начать новую жизнь, работать. Они хотели «быть в порядке». Лишь те, кто по личному опыту знает, что такое жизнь на птичьих правах, способны понять вечный страх беженца, спасшегося от верной смерти и вынужденного бороться с загадочным противником – чиновником префектуры. Они часто обсуждали, где чиновники самые мелочные, непредсказуемые и злобные, и каждый с жаром отстаивал для своей страны не слишком почетное звание глупейшей власти в мире. Они рассказывали немыслимые случаи, например о том, как человеку приходилось доказывать,