Шок от падения. Натан Файлер

ничего, малыш.

      – Я так по нему скучаю, мам.

      – Я знаю, мой маленький. Конечно, скучаешь.

      Она несет меня, и сквозь дурацкий капюшон я чувствую, как бьется ее сердце.

      Никогда не оставляйте детей без присмотра

      В Бристоле есть знаменитый мост, который называется Клифтонский подвесной мост. Он очень популярен у самоубийц. На нем даже висит табличка с номером «Самаритян»[4].

      Когда моя мама в первый раз бросила школу, еще до того как познакомилась с отцом, она занималась какой-то канцелярской работой в компании «Роллс-Ройс».

      Ей там не нравилось, потому что у нее был ужасный начальник, который все время выставлял ее никчемной дурой. Она хотела уволиться, но боялась сказать об этом деду. Он согласился на ее уход из школы только при условии, что она найдет работу.

      Однажды вечером она возвращалась домой на мопеде, но, доехав до своих дверей, не остановилась.

      – Я поехала дальше, – сказала она мне.

      Мама присела на краешек моей кровати в ночной рубашке, разбудив меня среди ночи, чтобы лечь рядом со мной. Она часто так делала.

      – Я сама не знала, зачем живу, – прошептала она.

      – Мам, ты не заболела?

      Она не знала, что едет к подвесному мосту, но на самом деле ей нужно было попасть именно туда. Она поняла это, только когда не смогла найти дорогу.

      – Я потерялась.

      – Сходить за папой?

      – Нет, давай спать.

      – Ты сегодня спишь здесь?

      – А что, нельзя?

      – Конечно, можно.

      – Я потерялась, – прошептала она в подушку. – Даже это у меня не получилось.

      У мертвых есть дни рождения

      Ночью, накануне того дня, когда моему умершему брату должно было бы исполниться тринадцать, я проснулся оттого, что услышал, как он играет в своей спальне.

      Мне все лучше удавалось его представлять. Поэтому я лежал с закрытыми глазами и смотрел, как он достает из-под кровати раскрашенную картонную коробку.

      Саймон хранил в ней свои сувениры, но для таких, как он, мир полон удивительных вещей, и сувениром может стать все, что угодно. Там были бесконечные пластмассовые игрушки из рождественских хлопушек и макдоналдсовских «Хэппи Мил», стикеры от зубного с надписью «Я не боялся» и от логопеда с надписью «Молодец» и «Суперзвезда!». Если на открытках от дедушки и бабушки стояло его имя, они тоже отправлялись в коробку. Еще там были значки «Учись плавать», грамоты, какая-то окаменелость с Чесил-Бич, красивые камушки, рисунки, картинки, открытки, сломанные часы – словом, такая куча разного мусора, что крышка едва закрывалась.

      Саймон хранил память о каждом дне своей жизни.

      Как ни странно, все осталось на своем месте. Иногда мне даже не верилось, что его комната по-прежнему здесь. Помню, вернувшись домой из «Оушн Коув», мы трое остановились в дверях, прислушиваясь к пощелкиванию остывающего мотора и неотрывно глядя внутрь. Комната Саймона никуда не делась; на окнах по-прежнему висели желтые занавески с покемонами. У нее не хватило деликатности тихонько собраться и уйти. Она встретила

4

«Самаритяне» – телефонная служба экстренной психологической помощи людям, оказавшимся в кризисной ситуации.