Шок от падения. Натан Файлер

было просто свободным пространством между стеной и спинкой кровати, но я натянул сверху лоскутное одеяло, заткнув его конец за батарею. Мне нравилось там прятаться. Можно было играть в игрушки или смотреть телевизор через щель между занавесками.

      Мама опустилась на четвереньки и заползла внутрь.

      – Покажи мне, как в нее играть.

      – Зачем тебе?

      – Что, думаешь, это не для мам?

      Места было маловато, но, в каком-то смысле, получилось даже лучше. Уютней.

      – Держи большие пальцы на клавишах. Видишь человечка внизу?

      – Угу.

      – Это Марио. Твоя задача – подняться по лестницам до самого верха, и чтобы тебя не сбило бочкой.

      – А что наверху?

      – Его подружка.

      – Не принцесса?

      – Это другая игра. Она уже началась, сосредоточься.

      Когда первая бочка сшибла ее, она сказала, что это нечестно, потому что она уже почти добралась до вершины.

      – У тебя еще есть две жизни. Подсказывать тебе, когда надо прыгать?

      Она не ответила.

      – Мама, говорить тебе, когда надо прыгать?

      Она поцеловала меня в щеку.

      – Да, пожалуйста.

      Я не умею читать мысли. Я не могу сказать, что мама при этом подумала. Иногда мне кажется, что люди могут помещать мысли мне в голову или, наоборот, забирать. Но с мамой ничего такого нет.

      – У тебя лучше получается, чем у папы.

      – Правда?

      – Он так и не сумел дойти до второго уровня.

      Моя мама сделана из острых углов и торчащих костей, ее особо не пообнимаешь. Но она пристроила на колени подушку, чтобы я мог положить на нее голову, и мне было удобно.

      На обед она приготовила тушеные овощи.

      Обычно мы едим за столом. Но в этот раз мы отнесли наши тарелки в «логово». Я вдруг почувствовал вялость и безразличие.

      – Поешь хоть немного, милый.

      – Глотать больно.

      Мама посмотрела мое горло и сказала, что миндалины по-прежнему опухшие и что, когда поедим, она заварит мне еще Лемсипа, а потом взяла мою ложку и стала кормить меня, как маленького, подбирая кусочки еды с подбородка. И вдруг она сказала:

      – Почему больше одной жизни?

      – Что?

      – В компьютерных играх. Какой смысл в дополнительных жизнях? Никакого.

      – Просто такие правила.

      Она покачала головой.

      – Но ведь это глупо, правда? Может, поиграем в Лилу[2]?

      Я открыл было рот, и она запихнула в него еще одну ложку. Не какую-нибудь пластиковую ложечку, и не детскую. Обычную ложку.

      Mon ami[3]

      Он врывался в мою комнату и ждал, стоя у изножья моей кровати, широко раскрыв глаза и почти не моргая. Иногда, когда у меня не было настроения, я отсылал его. Сейчас жалею.

      Но чаще, заразившись его энтузиазмом, я, еще не до конца проснувшись, вставал с постели и загружал N64. Мы сидели в креслах-мешках, играли в Марио 64 и спорили о том, как можно разблокировать Луиджи. Без четверти семь к нам обычно заходил отец и говорил, что сегодня мы должны прилежно учиться, а он идет зарабатывать нам на хлеб. Мой отец всегда

2

Лила – древняя индийская настольная игра.

3

Мой друг (фр.).