Юность. Евгений Чириков

тебя, Господи!

      Заснул сладко и крепко и спал, как хорошо накормленный матерью грудной младенец. Заползла муха в раскрытый рот – разбудила…

      Город шумит, поет, торопится, бранится. Трещат на мостовой кованые железом колеса, кричат продавцы зелени, молока, мороженого, гнусаво поют стекольщики и угольщики, ругаются на дворе соседние по квартирам кухарки, кудахчет курица, дерутся воробьи, где-то звонко колотят молотками каменщики. Солнце смеется в окно…

      – Эх, проспал: Зоя теперь уже на экзамене, не поймаешь ее у калитки!..

      Умылся прямо из водопроводного крана: вода – как лед. Окатил ею голову – приятно. Словно новая голова выросла, умная и бодрая…

      Выпил у раскрытого окна стакан чаю с душистым лимоном и мягкой, вкусной булкой и начал укладываться. Разбирал учебники, одни откладывал – можно продать букинистам, – а другие бросал на пол, и они валялись там, как трупы в мертвецкой… Ах, алгебра!.. Раскрыл алгебру на квадратных уравнениях и, поцеловав иксы с игреками и дзетами, любовно уложил в чемодан… Напевал: «Прощай, милая, надолго, навсегда, уезжаю я в низовы города», рвал конспекты, хронологии, сочинения по русскому языку, тетради с экстемпоралиями…

      – Ах, Пипин Короткий! Мое почтение! Как поживаете, чёрт бы вас подрал!

      В клочки рвал «Историю средних веков» Иловайского и приговаривал:

      – Вот так! Вот этак! Карлы, Людвиги, Хлодвиги, Святые, Лысые, Толстые, Благочестивые!..

      – Войдите!

      – Вам письмо.

      – Ага!

      От мамы… «Милый Геня! Почему ты молчишь? Мы беспокоимся: не провалился ли ты из проклятого латинского или греческого»…

      – Списал, мама, на четверку!..

      «Ради Бога телеграфируй, здоров ли».

      – Здоров, милая мамочка, и счастлив… Очень!

      «Сегодня видела сон: будто ты пришел домой худой, истерзанный, и говоришь: „прощай, мама, я умер“»…

      – Жив, мама, жив! и даже очень!..

      «У нас гостит твоя троюродная сестра Калерия, которую ты никогда еще не видал».

      – Да нет и особенного желания, мамочка!

      «Красива, но взбалмошна, бросила мужа и с ребенком прикатила к нам. Ни капельки не тоскует: поет и хохочет, как девчонка, а ей уже двадцать четыре года. Ждет тебя – хочет, зачем-то, учить латинский язык… Вообще – пустая особа, и я очень не рада этой гостье: безцеремонна и беспардонна». – Ну и чёрт с ней!..

      V

      – Прощайте!

      Всё ли? Чемодан тут… Подушка с одеялом… Палка… Плед… Гитара…

      – Трогай!

      Мягко покатилась пролетка по лужку двора и потом громко застучала по мостовой. Ну, слава Богу! Всё идет прекрасно… Как приятно уезжать… С любовью смотрю на знакомые улицы, на прохожих и проезжих: так бы и раскланялся! Вон знакомый крендель над булочной. Вон «Парикмахерская», где меня стригли… Театр, почта, золотоглавый собор, сад…

      – Прощай, сад! Спасибо!

      Выехали из города; потянулась слобода с шумливыми мелочными лавочками,