Проект «О». Филипп Горбунов

бутылку в исходное положение, демонстративно убрав её в буфет. Но профессора уже было не остановить – мысль его рвалась к звёздам, потому что здесь, средь этой серятины и уныния, ей было тесно. И вот в самый напряжённый момент, когда Валерий Степанович, жуя кулебяку, сооружал очередную глубокомысленную сентенцию, приближаясь, быть может, к высшей и никем дотоле не тронутой истине, с потолка в кружку остывшего чая беспардонно шлёпается кусочек штукатурки величиной с пятак. Кукушкин затихает и, словно сбитый лётчик, стремительно пронзая сияющие небеса прогресса, камнем обрушивается на грязную твердь – в мир упадка и хрущёвок. Полёт мысли жестоко прерван. Повисает пауза. Профессор поднимает мутнеющий взор к потолку, опутанному сетью мелких гадюк-трещин, и мрачно констатирует:

      – Трещины…

      – Тоже заметил? Молодец какой! – поддаёт сарказма Люба. – Да им уж год…

      – Правда?

      – Кривда! Сто раз тебе говорила: разваливается наш теремок.

      Валерий Степанович мрачнеет.

      – Ну а я-то что могу? Уже и ходили, и писали…

      – Вот именно, – перебивает Люба. – А толку чуть! А ещё в Толиной комнате стена сыреет, помнишь?

      – В Толиной? Где?

      – Господи! Какой ты у меня рассеянный! За кроватью. Забыл, что ли?

      – Ах да, припоминаю…

      – Валерочка, – смягчает тон жена, – надо что-то делать. Нельзя так жить.

      – Опять ты за своё, – вздыхает Кукушкин, вылавливая ложечкой штукатурку. – Ладно, завтра в ЖЭК позвоню…

      – Да куда только не звонили! – отмахивается Люба. – Ты же знаешь, всем плевать. Тут надо голову приложить, а это как раз по твоей части.

      Кукушкин отхлебнул чая и задумчиво произнёс:

      – Ну, кредита мне никто не даст, а про ипотеку я и слышать не хочу.

      Люба рассмеялась.

      – Да при чём тут ипотека, глупенький? Ты же член партии, доктор наук, профессор, так?

      – Допустим.

      – Ну так подключи связи, поговори с директором вашим, напиши мэру, я не знаю, в Москву, наконец. Что они там думают? Они когда собирались открыть Академгородок? Два года назад? А чего ж мы до сих пор в этой халупе торчим?

      Валерий Степанович вздохнул.

      – Какая Москва, Люба? Я же говорю: мы под санкциями снова, а ты – «Москва, Москва»… У нас вон пол-института за бугор съехало, остальные диссертации для слуг народа строчат по сходной цене. В бюджете дыра. На весь НИИ три с половиной старых электронных микроскопа. Седых, конечно, ругался, бегал по начальникам, но ему там ясно дали понять, что, мол, денег нет, но вы держитесь… Короче, «временные финансовые затруднения», мать их…

      – Не ругайся при ребёнке!

      – Извини. В общем, труба. Сказали: хотите грант – давайте идеи. Нет идей – нет денег. Вот так.

      – Так неужели у тебя ни одной идеи нет?

      – Все прогрессивные идеи нынче рождаются в Китае, – мрачно констатировал Валерий