Булочник и Весна. Ольга Покровская

доме рояль?

      – А вы что же, у нас бывали? – удивился Тузин, и как-то больше стало жёлтого в его серых глазах.

      – Да нет. Это мы зимой с другом мимо шли, – сказал я. – И кошку вашу видели…

      В продолжение знакомства я предложил Тузину посмотреть, где собираюсь поставить дом. Совсем по-приятельски, плечом к плечу, мы двинулись с ним по кочкам поляны. Весенняя земля чмокала под ногами, солнце жарко, масленично пекло загривок. Я понял, что голоден и тоже хочу оладий. Но пока ещё до них додружишься!

      – А глядите, какая бы вышла сценища! – воскликнул Тузин, когда я показал ему место будущего дома, и раскинутыми руками обнял луг. – Там кулисы! – кивнул он на лес. – А это зрительный зал! – и взял на ладони панораму весенней земли – кулич, присыпанный вразнобой деревнями и перелесками, с полуденной свечкой солнца. Только самого воскового столбика не было видно – сразу огонь.

      – А на Колю вы не сердитесь. На него сердиться нельзя, – заключил он и как-то воздушно, без касания, приобняв, повлёк меня прочь с поляны. Полы его шинели надувались ветерком, и я чувствовал: что-то сдвинулось в моей системе координат – точнее, она попросту завалилась, как старая этажерка. Логика рухнула в хлам, и на руинах взошли эмоции – удивление, жажда чуда, надежда.

      – В Старой Весне ни на кого нельзя сердиться, – продолжал тем временем Тузин. – А то посердитесь-посердитесь и станете враждовать. И ничего от земли не останется.

      – Ага, – кивнул я. – А что ж вы это вашему Коле не скажете?

      – А Коля знает. И он никогда не сердится и не враждует. Он бушует иногда. Вот лес бушует при столкновении воздушных масс – что он, сердится? Нет, он шумит просто.

      – Хорошо! – согласился я. – Сердиться не будем. Но только если и я побушую – чур без обид!

      Я возражал просто так, для удовольствия. На самом же деле всей душой был согласен с Тузиным, потому что знал то же самое и про хлеб: в пекарне не должна полыхать злоба.

      – А почему ваш Коля говорил про вечный огонь? Тут что, братская могила? – вспомнил я.

      – Да нет! Никаких могил! – успокоил меня Тузин. – Сражение было – это правда. Батарея наша тут стояла, – прищурившись, он поглядел вдаль – как если бы с холма ещё можно было различить наши отступающие на Москву части.

      Я достал сигарету и помял её в пальцах, не решаясь закурить. Вдруг меня прорвало.

      – У меня тут прадед жил. – сказал я. – Отсюда ушёл на войну.

      – Серьёзно? – живо заинтересовался Тузин. – Ну-ну! Рассказывайте!

      – А что рассказывать? – пожал я плечами и выложил всё, как есть, о прадеде и мандолине.

      – Я так и знал! Значит, вы – наш! – воскликнул Тузин и на миг задумался. – Ладно, – сказал он, оборачиваясь на свою, а теперь и мою деревню. – Попробую что-нибудь для вас сделать. Вы не тревожьтесь, ничего он не спалит. Коля бешеный, конечно, но в основном адекватный.

      Я хотел спросить у моего нового знакомого, какие области не входят в Колино «основное», – так, на всякий случай. Но решил не обострять и промолчал.

      Видно,