Полное собрание сочинений. Том 6. Казаки. Лев Толстой

что это не по-русски и что у них в дворне то-то смеху было бы, кабы такую девку увидали. «Ла филь ком се тре бье,[16] для разнообразия, – думал он, – скажу теперь барину».

      – Что зазастил-то, чорт! – вдруг крикнула девка.– Подал бы графин-то.

      Нацедив полный графин холодным красным вином, Марьяна подала его Ванюше.

      – Мамуке деньги отдай, – сказала она, отталкивая руку Ванюши с деньгами.

      Ванюша усмехнулся.

      – Отчего вы такие сердитые, миленькие? – сказал он добродушно, переминаясь, в то время как девка закрывала бочку.

      Она засмеялась.

      – А вы разве добрые?

      – Мы с господином очень добрые, – убедительно отвечал Ванюша. – Мы такие добрые, что где ни жили, везде нам хозяева наши благодарны оставались. Потому благородный человек.

      Девка приостановилась, слушая.

      – А что, он женатый, твой пан-то? – спросила она.

      – Нет! Наш барин молодой и не женатый. Потому господа благородные никогда молоды жениться не могут, – поучительно возразил Ванюша.

      – Легко ли! Какой буйвол разъелся, а жениться молод! Он у вас у всех начальник? – спросила она.

      – Господин мой юнкер, значит, еще не офицер. А звание– то имеет себе больше генерала – большого лица. Потому что не только наш полковник, а сам царь его знает, – гордо объяснил Ванюша. – Мы не такие, как другая армейская голь, а наш папенька сам сенатор; тысячу, больше душ мужиков себе имел и нам по тысяче присылают. Потому нас всегда и любят. А то пожалуй и капитан, да денег нет. Что проку-то?..

      – Иди, запру, – прервала девка.

      Ванюша принес вино и объявил Оленину, что ла филь се тре жули,[17] – и тотчас же с глупым хохотом ушел.

      XIII.

      Между тем на площади пробили зорю. Народ возвратился с работ. В воротах замычало стадо, толпясь в пыльном золотистом облаке. И девки, и бабы засуетились по улицам и дворам, убирая скотину. Солнце скрылось совсем за далеким снежным хребтом. Одна голубоватая тень разостлалась по земле и небу. Над потемневшими садами чуть заметно зажглись звезды, и звуки понемногу затихали в станице. Убрав скотину, казачки выходили на углы улиц и, пощелкивая семя, усаживались на завалинках. К одному из таких кружков, подоив двух коров и буйволицу, присоединилась и Марьянка.

      Кружок состоял из нескольких баб и девок с одним старым казаком.

      Речь шла об убитом абреке. Казак рассказывал, бабы расспрашивали.

      – А награда, я чай, большая ему будет? – говорила казачка.

      – А то как же? Бают, крест вышлют.

      – Мосев и то хотел его обидеть. Ружье отнял, да начальство в Кизляре узнало.

      – То-то подлая душа, Мосев-то.

      – Сказывали, пришел Лукашка-то, – сказала одна девка.

      – У Ямки (Ямка была холостая распутная казачка, державшая шинок) с Назаркой гуляют. Сказывают, полведра выпили.

      – Эко Урвану счастье! – сказал кто-то. – Прямо, что Урван! Да что! малый хорош. Куда ловок! Справедливый малый. Такой же отец был, батяка Кирьяк;

16

[Девушка, это очень хорошо,]

17

[девушка очень красивая,]