Я тебя слышу, или Дивертисменты жизни. Денис Киселёв

же сковывал мороз, и пот превращался в ледяную корку, припорошенную снегом.

      Между собой поделили функции так: Семён и Вовка Пиликин прикручивали технику, Виноградский подтаскивал и подавал проволоку и ломы, поднимал упавшие шапки и варежки, в общем, ассистировал. Когда кто-нибудь из «крепильщиков» подавал знак, то Виноградский его тут же сменял. И ассистентом становился подавший знак, одновременно переводя дух от тяжёлой работы. Если знак подавали оба «крепильщика», то работа прекращалась, и все втроём энергично шли за проволокой на другой конец состава. По возвращении роли распределялись заново. Работа не прекращалась ни на минуту, она лишь сменялась одна на другую, что служило лучшей иллюстрацией к фразе о том, что лучший отдых – это перемена занятий. Все были заинтересованы быстрее закончить работу и свалить с холода в тёплое здание вокзала, где в отгороженной загодя половине пассажирского зала ожидания призывно дожидался обед. На других платформах происходило что-то подобное. Вообще, по всей длине состава, несмотря на сильно морозный воздух, витал стойкий запах пота. Притом правильно говорят, что совместный труд стирает различия. В данном случае различия в возрастах и званиях. Офицеры и прапорщики так же тяжело трудились на своих местах, как солдаты и сержанты. Традиционные привилегии, обусловленные сроками службы, так ревниво соблюдаемые в обычной повседневной службе в полку, развеялись, как дым, и никто ни разу даже не вспомнил об этих предрассудках. Все были одной дружной военной семьёй, сплочённой единой задачей в игре для настоящих мужчин. Семён был уверен, что армия должна либо воевать, либо как можно чаще находиться на учениях, тогда и пресловутая дедовщина сама отомрёт, отвалится за ненадобностью, как рудимент.

      Погрузка длилась ровно сутки, как и было запланировано. Ни на минуту больше. Всё-таки армия. За эти сутки никто не сомкнул глаз. Ровно в восемь ноль-ноль эшелон плавно тронулся.

      Следующий день после погрузки можно назвать царством Морфея. Спали все, кроме несчастных дежурных и дневальных. Даже теплушка с кухней погрузилась в сон. Всем раздали сухпай, а чаем в обоих вагонах можно было залиться. В вагоне расселились очень уютно, задействовав все места, куда мог лечь человек. Были заняты все полки, включая третьи, которые в обычной жизни предназначались для матрацев и багажа. Кто-то устроился даже в коридоре. Семён заходил в офицерский вагон (согласовать график дежурств), там всё тоже было очень по-домашнему. Напротив Семёна, спиной к нему, не успев от бессилья даже снять гимнастёрку с ефрейторскими лычками, мирно посапывал Виноградский. «Надо будет по приезде похлопотать, чтоб ему сержанта дали. А то как на дембель ефрейтором? Засмеют, – засыпая, подумал Семён. – Не забыть ему завтра напомнить, что он обещал рассказать, зачем Гриня тащил своего убитого "Москвича" на погрузку», – была последняя мысль наяву.

      Сны у Сёмы были спокойными и умиротворённо-счастливыми, какими и должны быть сны человека, добросовестно