Спокойной ночи, Братислава. Ирина Максимовна Любина

в августе переехала в общежитие, как только оказалась зачисленной на факультет управления, расписанный на годы вперед ужасно скучными предметами с невыносимо сложными названиями. Ева морщила нос, беспрестанно заправляла волосы, а Роме почему-то чудилось, что в ее глазах отражается необъятный вид на Землю из открытого космоса.

      Через неделю ежедневных теплых вечеров вместе они сидели на цветном ковре в чьей–то комнате, и Рома с каждой секундой все отчетливее понимал, что влип – определенно, по самые уши влип! Ему казалось, что весь мир вокруг проглотила тишина и этот ковер замер в звездном небе, потому как – что тут скажешь – как вообще это еще можно описать?

      – Ну-ка, признавайся: о чем ты мечтаешь? Хочу узнать тебя получше, – Ева придвинулась ближе и с любопытством заглянула ему в глаза.

      – Я… – Рома смутился. Кажется, веснушки проступили еще ярче и выдали его всего целиком вместе с красными щеками. – Не знаю, я как-то не могу так сразу сказать…

      – Ну, давай! Я тоже расскажу.

      – Ладно, – Рома пожал плечами и опустился еще ниже, так что они уже почти лежали на ковре. – На самом деле, о многом.

      Шум голосов превратился в тихую ночную серенаду, а комнату переполнил золотистый свет крохотных настенных ламп.

      – Наверное, было бы классно стать настоящим художником, – Рома улыбнулся и неожиданно для самого себя посмотрел Еве прямо в глаза. – Я с детства рисую комиксы. На школьных досках, в тетрадках на полях. В интернате я чертил для девчонок классики и в каждом квадратике рисовал маленькую историю, которая приходила в голову. Другие парни, конечно, посмеивались, но почему–то не издевались. Нам вообще в этом смысле повезло, что уж там… Даже дрались не очень часто. И у нас преподавала Анна. Она занималась со мной в дополнительные часы. А на Рождество подарила краски.

      Рома улыбнулся самым добрым своим воспоминаниям и чуть приподнялся на локтях.

      – Когда мне было одиннадцать, она забрала меня к себе. Это было непросто, но получилось. Она мою жизнь изменила. По–настоящему. Записала в академию и вообще делала все, чтобы я рисовал постоянно. И только благодаря ей я оказался в своем университете. Поэтому… Я всегда очень мечтал, чтобы она мной гордилась. И даже сейчас… Ничего важнее, получается, нет.

      Он неловко усмехнулся и тихо спросил:

      – А твоя мечта?

      Ева обхватила руками колени и положила на них голову.

      – Так. Я мечтаю уехать в Париж… – кончики ее губ невольно приподнялись, и она посмотрела перед собой. – Ты не думай, это не потому, что в Париж хочется всем. Я не такая глупая, чтобы мечтать обежать все магазины или рассмотреть пресловутую Джоконду за головами китайских туристов.

      Ева фыркнула и запрокинула голову назад.

      – Там теперь живет мой папа. Где-то через два месяца после того, как я поступила здесь в университет, папе предложили в Париже какую-то невероятно хорошую работу. Ну, это я так думаю, потому что иначе он бы не уехал. Он был со мной от роддома до экзаменов, все мое детство – это только