Алёнкины горизонты. Олег Велесов

деда Василя в интерьере ему сильно уступала. Во-первых, здесь было светлее – свечи в канделябрах, широкие окна. Во-вторых, стены покрывали лепные узоры, на полу мраморные плиты, повсюду ковры, гобелены, мебель резная позолоченная. В-третьих, и, наверное, это самое главное, никакой ведьмы Акулы Степановны и рядом не присутствовало. Отрадно.

      Я присела на ажурную лавочку, помахала на себя ладошкой, как будто веером, и промолвила:

      – Боже мой, как я устала! Вы даже не представляете, дорогой граф, какие сложные процессы мне пришлось пережить.

      Михаил Юрьевич немного задумался над словом "процессы", но общую мысль уловил верно.

      – Не расстраивайтесь, голубушка, сейчас вас проводят в ваши покои, приготовят ванну, чистую одежду. Уж поверьте, прелесть моя, ни в чём вам отказов не будет…

      Он состроил глазки и чмокнул меня в руку, а я подумала: ну ладно, сукин ты кот, мурлычь. Может быть, процессы твой умишко и не осилит, а вот динамо прочувствует полностью.

      – О, как вы благодушны, – похлопала я ресницами и расплылась в широчайшей улыбке.

      Девки-служанки проводили меня на верхний этаж. Покои состояли из трёх комнат: гостиная – пара диванов, рояль и кофейный столик; спальная – трёхполосный аэродром в стиле русского ампира; и будуар – чугунная ванна, трюмо, пуфики и прочие предметы личной гигиены. Неплохо. Та двушка, в которой мы живём с мамой и папой, целиком поместилась бы в любой из моих новых комнат. И сразу крамольная мысль залезла в голову: а стоит ли возвращаться?

      Я сбросила с себя льняное одеяние, лапоточки и погрузилась в ванну. Блаженство… Горячая вода, отдохновение. Служанки распустили мои волосы, взялись чем-то смазывать, расчёсывать. Я не стала вдаваться в подробности, они знают, что делать. К тому же это было так приятно. Я закрыла глаза, поплыла в сладостной дремоте. Лежать бы так до скончания века, ни о чём не думать, ни куда не торопиться, а только плавать, плавать, плавать. Девки затянули песню, грустную.

      Ой ты лишенько, моё горюшко,

      По задворочкам набежавшее.

      Выйду во поле, гляну на полдень,

      Окоёмом лёс да пригорочки…

      Вбежала ещё одна служанка, подала письмо на подносе. Не прошло и часа, а граф уже любовные записки шлёт. Я взяла письмо, прочла: "Моя прелесть, не соизволите ли вы ныне сопровождать меня в восьмом часу вечера во дворец губернского Дворянского собрания на бал, который состоится по случаю великолепной победы нашей армии над императором французов Наполеоном Бонапартом в бою подле деревни Бородино". И свежая розочка в качестве приложения.

      Я взяла цветок, понюхала. Вот оно значит как, уже и Бородинская битва состоялась. Наши, стало быть, отступают, Кутузов думает, оставлять Москву или нет, плачет, а эти патриоты балы устраивают. Не нравятся мне праздники, когда страна наша под пятой вражеской стонет, тут уж или воюй, или железо куй, но никак не пляски устраивать. Однако отказывать нельзя, не поймут, а мне тут корни пускать. Кто его знает, сколько времени