Там, куда я ухожу. Александр Викторович Варенников

над морем и украшает его своим огнем. Он будет здесь – в смраде зависимости, потому что зависимость до конца не прощается с такими, как он. Никогда.

      – Не, – покачал головой Даниил. – Мне бы просто в интернете порыться.

      Грузин явно расстроился, указал стандартный ценник и кивнул в сторону целого ряда незанятых столов.

      Открыв браузер, Даниил вбил в поисковую строку имя и фамилию убитой девушки. Маша Румянцева. Вот от чего он был зависим. Преступления. Смерть. Разгадка. Закон. Или кровная месть? Как бы там ни было – возмездие. На каждое действие есть противодействие. Кажется, Ньютон говорил не только о физике.

      9.

      Запись вторая.

      «Красивый мальчик»

      Когда меня было четырнадцать, я влюбился в девушку из старших классов. Ее звали Катя. Катя Черемушкина. Стройная. Светловолосая. Дерзкая. И как только она согласилась прогуляться со мной по городу? До сих пор мне кажется, что это была издевка. Да, я в этом почти уверен. В этой чертовой жизни все – одна большая издевка. Воровство твоих надежд.

      Она сказала, что я красивый. Красивый мальчик – так охарактеризовала она меня, когда мы стояли у дороги, неподалеку от школы. Я так боялся, что мимо пройдет кто-нибудь из старшеклассников, что не мог выдавить из себя ни слова. А она улыбалась. Смеялась. Ее реакции были столь естественны, что я верил им, хотя сейчас осознаю, что таким образом лишь позволял обманывать себя.

      – Что же мне делать через пару лет? – задалась она вопросом, когда мы с ней неспешным шагом двигались вдоль дороги. – Я стану совершеннолетней, а ты… тебе будет всего шестнадцать. Ты же понимаешь, что это значит?

      Я понимал, и сказал ей об этом. Но мне хотелось жить настоящим, и я не понимал, как она во время первого свидания умудряется смотреть в такую непроглядную даль – на пару лет вперед. Ведь я сам боялся каждого дня. Мне казалось, что Митя – мой старший неродной брат – хочет моей смерти. И я боялся за свою жизнь, которая и без того лишь по чистой случайности не покинула меня.

      Когда я убивал ту женщину, которая постарше, она умоляла меня. Интересно, умоляла бы меня Катя Черемушкина, если бы я приковал ее к кровати, заткнул рот кляпом и просто оставил ее так на долгие дни? На долгие дни… Без воды, еды и возможности нормально сходить в туалет.

      Нет, воду-то я ей как раз давал. Маленькими глоточками, через трубочку. Уходя, я оставил стакан на столе. Это называется надежда. Ничто не отравляет так, как надежда.

      Фактически, я даже не убивал ее. Просто ограничил возможность движения. Да и умоляла она меня не словами, а взглядом. Глаза той женщины поначалу были полны печали, но я зажег в них огонь. Огонь ужаса.

      А вот у Кати Черемушкиной взгляд был дерзкий, да. Интересно, он бы так же изменился, как и у той старухи? Или она осталась бы такой же дерзкой, как и прежде?

      Я понимаю, что я нездоров. Здоровый человек не станет заниматься тем, чем занимаюсь я. Но здоровый человек также не создаст нечто прекрасное – то, что создаю я, истрачивая душу и тело.

      Смерть в широчайшем