Пленник. Дмитрий Чупахин

быть не может, чтобы в “Бестселлере” вышел роман призрака, который работает на нас. Журналисты обязательно все разнюхают.

      Хоть она и говорит прямо, я все равно ощущаю, что она мне сочувствует. Сейчас она уже не та железная леди в подпитии, которая легко и просто поставила на место Хасана.

      – Понимаю. Бизнес, ничего личного.

      – Вроде того. Но на вашу симпатию я не рассчитываю. Ведь я могла бы порекомендовать роман кому-то из коллег.

      Она замолчала, ожидая моей реакции.

      – Пожалуй.

      – Так вот, – отрезает она. – Я этого не сделаю. Потому что вдруг когда-нибудь нам удастся удачно переиздать “Антитезу”. Когда уже отгремит “Доносчик”.

      Вот стерва. Ну ладно. Мы во дворе закрученной неимоверной спиралью высотки. Она походит на гирлянду или сталагмит. Я только сейчас понимаю, что мы так ничего и не успели обсудить. Поэтому абсолютно логичным выглядит, что я следую за ней. Мы заходим в стерильно чистый подъезд – и молчим. Поднимаемся в лифте – и молчим. Все это мне не нравится. Но я опасаюсь показаться невежливым. Она отпирает дверь в квартиру, закрывает ее за мной, но не включает свет. Руками оплетает мою шею, виснет на мне.

      – Стоп, – говорю я.

      Она тянется к моему лицу, я чувствую еще свежий перегар, отступать мне мешает запертая дверь.

      – Стоп, – повторяю я, – стоп.

      Пауза. Аида включает свет. Она растрепанная, румяная, красивая. Но я бы никогда не изменил Лиде. (Господи, что за бред? Это говорит человек, который за двенадцать глав упомянул свою жену в лучшем случае трижды – примечание редактора).

      – Что? – спрашивает она.

      – Я думал…

      – Ты думал, я тебя на совещание сюда привела?

      – Ну…

      – Слушай, не ломай комедию. Ведь молчание – знак согласия.

      Она разматывает шарф, стягивает обувь на каблуках.

      – Короче, – она рассматривает ногти, богато украшенные маникюром, – я в душ, в холодильнике шампанское, спальня прямо по коридору и направо.

      – А что с Гораздом делать? – тупо спрашиваю я.

      – Ты достал. А что с ним делать?

      – Я тебя спрашиваю.

      – Всё, я ушла.

      Она, оступаясь, идет в направлении ванной. Хлопает дверь, шумит вода. Длинный, словно ракетная шахта, коридор ведет к той самой спальне, куда она меня зазывала. Но у меня другие планы. Вернее, их отсутствие. Я ухожу.

      Да. Конечно. Я ухожу.

      Глава тринадцатая

      После того, как я сдал Горазда с потрохами, подсознательно ожидаю ответной реакции. Очередного выпада, который еще больше испортит мне жизнь. Но удивительно – дела идут на лад.

      Человек в трубке называет мое ФИО.

      – Да, это я.

      Он представляется адвокатом и “с величайшим прискорбием” сообщает, что Нина Олеговна Стеблина скончалась.

      – Нина Олеговна Стеблина? – спрашиваю я.

      Он не ожидал такой реакции и, видимо, подумал, что я просто не расслышал.

      – Да, – говорит он, – к величайшему сожалению трагически скончалась Стеблина Нина Олеговна.

      Перестановка слагаемых не дает эффекта. Я опасаюсь,