Путешествия за грань. Лада Белановская

в восторженном состоянии духа от представления, я крутилась, подпрыгивала и тянула тётю к табуретке, мне тоже очень хотелось, стоя на ней, рассказать все стихи, которые я помнила.

      Тетя, держа меня за плечи, стала проталкивать меня вперед, это было непросто, вокруг плотно толпились дети, их мамы также протискивали поближе к желанной табуретке. Взволнованные важностью момента, мамы вдруг заволновались, что их дети могут не успеть выступить. Возникла даже толкотня и нервозность. Я была меньше всех и меня уже почти оттеснили, но в это время меня подхватили чьи-то крепкие руки, и я оказалась на табуретке.

      Стало тихо, кругом были одни незнакомые лица, на меня удивленно смотрели во все глаза. Может быть, голубое платье и бант сыграли в этом свою роль. Робея, и сначала не громко, но я отбарабанила свой специально заученный к этому дню стишок и мне похлопали. Слезать со своей трибуны и уходить мне совсем не хотелось, и вспоминались другие самые любимые, наши, с нянь-Марусей, стихи. Парень что водрузил меня на табурет, смотрел на меня, улыбаясь:

      – Знаешь еще стих? Говори, или слазь, а то и другим тоже охота! -

      Я вдруг осмелела и как-то неожиданно для самой себя вдруг услышала собственный голос:

      Спи, младенец мой прекрасный

      Баюшки-баю!

      Тихо смотрит месяц ясный

      В колыбель твою!

      Тут же рядом с табуреткой оказалась та «главная», в красной косынке:

      – Нет-нет, это неподходящий стих! Мы тут все уснем с твоим «баюшки-баю» – обидно засмеялась она,

      – хочешь, говори какой-нибудь другой! -

      Стихов я знала много; источником моих знаний были дедушкины книги с прекрасными картинками, которые мне читали. Я выбрала наше, с нянь-Марусей, самое любимое и, поверх задранных голов ребятишек прозвучало:

      По небу полуночи ангел летел

      И тихую песню он пел…

      Не помню как, но я оказалась внизу, рядом с тётей и главной комсомолкой. «Главная» смотрела сердито и что-то шипела моей тётке.

      Тётя была невозмутима, прижав меня к себе, она смеялась, сверкая белыми зубами. Каштановые кудри выбились из-под косынки, она смеялась, и на щеках играли ямочки. Она уже была на своём месте и знала это, она была из «грамотных», а это тогда много значило, и очень ценилось любым начальством, в том числе и в «Рыболовпотребсоюзе». Через какое-то время, она сама возглавила комячейку и получила повышение на службе, именно тогда она выбрала свой путь, по которому шла много лет.

      На улицах было слякотно и начинало смеркаться. У ворот Старого порта нам попался извозчик, и к моей радости он довез нас до самого дома на Тихомировской улице. Я прижалась к тёплому боку тёти и вспоминала, как замечательно выступали и пели ребята; мой собственный, не вполне удачный дебют меня совсем не огорчил. Это было моим самым первым шагом за порог привычного и ясного домашнего мира. Я была полна тем, что увидела и услышала в этот день. Всю дорогу мне было хорошо, но говорить не хотелось, тётя крепко обняла меня рукой, она думала, что я задремала. Возможно, это так и было, и в этой дрёме вдруг обозначилось чувство