Самая коварная богиня, или Все оттенки красного. Наталья Андреева

где Марусенька учится, так во всех коридорах одни ее рисунки. Посылаю вам некоторые из оных на ваше художественное рассмотрение.

      Остаюсь с огромным уважением

      Алевтина Кирсанова»

      – Эдик, сколько ей уже лет? Твоей дочери?

      – Лет десять, должно быть. Или около того.

      – Нет, ты посмотри, посмотри!

      – Да?

      – А неплохо. Очень неплохо… Неужели не видишь?

      – Возможно, что неплохо. И?..

      – Вот теперь верю, что это твоя дочь! Ты должен ей помогать!

      – Я и помогаю.

      – Ты должен, когда придет время, оказать ей протекцию. Ей надо в художественное училище, с такими-то способностями!

      – Нелли! У меня сын, два внука…

      – И ни один из них не проявляет склонностей к живописи. То есть мы пытались, но толку-то? Нет в твоем сыне и внуках божьей искры. А какая-то девчонка из провинции… Нет, в самом деле обидно! Если хочешь, я узнаю мнение Веригина.

      – Не стоит. Рано еще.

      – Ну, как хочешь. Подождем.

      …и еще девять лет прошло

      «Глубокоуважаемый Эдуард Олегович!

      Все эти годы вы не оставляли нас с Марией своей материальной помощью, за что по-прежнему вам признательна. Но отсутствие твердой отцовской руки не могло не сказаться на воспитании нашего с вами совместного ребенка. Дочь ваша Мария доставляет мне великое множество проблем. Уж минуло ей восемнадцать, а заниматься ничем не хочет. По-прежнему малюет свои картинки да бегает на танцульки. А что одни мальчики у ней в голове, так это для всего города не секрет.

      Учиться Маруся не хочет, поступала после десятого класса в веттехникум, да завалила экзамены. Неспособная Маруся к учебе, вот ведь как оно выходит. Конечно, благодаря вам в деньгах мы по-прежнему не нуждаемся, да и высылаете вы много. И то сказать: в это смутное время остается только удивляться, как успешно пошли ваши дела. По телевидению частенько говорят, как вы признаны во всяких там заграницах и сколько денег и какие дома вы имеете. И сколько всякие там иностранцы плотят за ваши картины. Это ведь с ума можно свихнуться! Я, конечно, со всем к вам уважением, а вовсе не со зла. Упаси боже! Очень мы рады за вас, глубокоуважаемый Эдуард Олегович!

      И это я не к тому, что нам с Марусей денег мало. Не посоветуете ли вы, куда пристроить нашу с вами дочь, и не пора ли вам проявить всю мудрость отцовского воспитания?

      Остаюсь с неизменным уважением к вам, Алевтина Кирсанова. Спаси вас Господь!

      Рисунки Марусины высылаю бандеролью, помнутся немного, да невелика потеря. Этого добра дома только и есть от Маруси польза. Да и с той денег нет».

      – Ну, что скажете, Эраст Валентинович?

      – Недурственно, весьма недурственно, уважаемая Нелли Робертовна. Сколько, вы говорите, лет этой вашей… ммм… Марии Кирсановой?

      – Восемнадцать. Она, кажется, в мае родилась. Значит, скоро будет девятнадцать.

      – Что ж. Недурственно.

      – А есть у этой девушки, скажем, какой-то особый талант?

      – Что значит, особый, дорогая Нелли Робертовна?

      – Ну, скажем, как у ее отца, Эдуарда Листова?