Весь этот свет. Джейми Макгвайр

меня ненавидят, – проворчала я.

      Эллиотт повертел в руках ложку, зачерпнул мороженого и отправил в рот.

      – Нетрудно понять, почему.

      Интересно, как он так быстро догадался, едва поглядев на мое лицо? Возможно, именно поэтому весь город до сих пор винит мамочку и меня в ошибках моего деда: у меня вид человека, которого следует ненавидеть.

      – Почему ты смущаешься? – спросил Эллиотт.

      – Полагаю, я надеялась, что ты не знаешь про мою семью и завод.

      – Ах, это. Несколько лет назад тетя рассказывала мне эту историю. Они задирают тебя из-за этой старой истории?

      – А почему же еще?

      – Кэтрин, – мое имя сорвалось с его губ словно мягкий смешок. – Они завидуют.

      Я нахмурилась и покачала головой.

      – Чему тут завидовать? У моей семьи почти нет денег, мы едва сводим концы с концами.

      – Ты себя в зеркале видела? – спросил он.

      Я покраснела и потупилась. Только папа хвалил мою внешность.

      – Ты же совершенно на них не похожа.

      Я облокотилась на стол и стала смотреть на красный огонек светофора, мерцавший за окном. Он был едва виден за ветвями дерева. Странное чувство: хочешь услышать что-то еще, но одновременно надеешься, что твой собеседник сменит тему.

      – Тебя не задевают их слова? – удивленно спросила я.

      – Когда-то задевали.

      – А сейчас – нет?

      – Мой дядя Джон говорит, что люди могут нас рассердить, только если мы сами им позволим. Но предоставив им такую возможность, мы дадим им власть над собой.

      – Очень глубокая мысль.

      – Я иногда прислушиваюсь к дяде, хотя он думает, что все его слова я пропускаю мимо ушей.

      – Что еще он говорит?

      Эллиотт не замедлил с ответом.

      – Что ты либо научишься быть выше своих обидчиков и станешь отвечать на невежество с умом, либо ожесточишься.

      Я улыбнулась. Эллиотт говорил о мнении своего дяди уважительно.

      – Значит, ты решил не принимать близко к сердцу людскую молву?

      – Точно.

      – Как? – спросила я, подаваясь вперед. Меня охватило искреннее любопытство и надежда, что Эллиотт откроет мне волшебный секрет, с помощью которого я, наконец, избавлюсь от нападок Пресли и ее подружек.

      – О, я злюсь. Ужасно раздражает, когда люди говорят мне, что их прапрабабушка была принцессой племени чероки. Или эта идиотская шутка, якобы родители назвали меня именем того, кого увидели первым, выйдя из вигвама. Я быстро закипаю, когда меня называют вождем, когда вижу людей в головных уборах с перьями, которые они надевают просто забавы ради. Но дядя говорит, что к таким людям следует относиться с состраданием и либо просвещать их, либо позволить им и дальше пребывать в неведении. Кроме того, в мире слишком много невежества, и нельзя расстраиваться по любому поводу. Если бы я огорчался из-за каждой мелочи, то постоянно пребывал бы в плохом настроении, а я не хочу быть как моя мама.

      – Ты поэтому бил кулаком по дереву?

      Эллиотт опустил глаза, то ли не желая отвечать, то ли не зная, что сказать.

      – Меня многое беспокоит, – пробормотала я, откидываясь на спинку