Весь этот свет. Джейми Макгвайр

загудела, борясь с притоком теплого воздуха. Холодильник, как и сам дом со всей его обстановкой, был в два раза старше меня. Папа говорил, что вмятина на его двери, в нижней ее части, добавляет холодильнику шарма. На некогда белых дверцах пестрели многочисленные магниты, привезенные из мест, в которых я никогда не бывала. В некоторых местах темнели следы от стикеров, которые мамочка прилепила еще ребенком, а повзрослев, отодрала. Этот холодильник напоминал мне нашу семью: невзирая на внешность, все части работали слаженно и никогда не сдавались.

      – Пирог? – переспросила я.

      – Дабы отпраздновать твой последний день в девятом классе.

      – Это действительно повод для торжества. Целых три месяца без Пресли и ее клонов.

      Папа нахмурился.

      – Дочка Брубейкеров все еще тебя достает?

      – Пресли ненавидит меня, папа, – сказала я, надраивая тарелку, – и всегда ненавидела.

      – О, а я помню времена, когда вы были подружками.

      – В детском саду все друг с другом дружат, – проворчала я.

      – Как по-твоему, что же случилось? – спросил папа, закрывая холодильник.

      Я повернулась к нему. Меня совершенно не прельщала перспектива шаг за шагом вспоминать, как менялось отношение Пресли ко мне.

      – Когда ты купил пирог?

      Папа захлопал глазами и передернул плечами.

      – Что, золотце?

      – Ты что, взял выходной?

      Папа улыбнулся своей самой лучезарной улыбкой, совершенно не отражавшейся в его глазах. Он пытался защитить меня от чего-то, с чем, по его мнению, пятнадцатилетняя девушка не справится.

      Грудь сдавило нехорошее предчувствие.

      – Тебя уволили.

      – Время сейчас такое, малышка. Цена на нефть снижается уже несколько месяцев подряд. Из семидесяти двух сотрудников нашего отдела пока уволили только меня, но завтра сокращений будет больше.

      Я уставилась на тарелку, наполовину утопленную в мыльной воде.

      – Ты не просто один из семидесяти двух человек.

      – Мы прорвемся, принцесса. Обещаю.

      Я смыла с рук пену, посмотрела на часы и поняла, почему папа беспокоился о времени. Скоро вернется мамочка, и ему придется все ей рассказать. Папа всегда защищал меня от нее, а я неизменно старалась делать то же самое для него, но на этот раз у меня не получится смягчить ее гнев.

      А мы только начали привыкать к тому, что, сидя за ужином, мамочка снова смеется, вместо того чтобы обсуждать неоплаченные счета.

      Я поставила чистую тарелку на стол.

      – Я тебе верю. Ты что-нибудь найдешь.

      Отец похлопал меня по плечу, и его широкая ладонь показалась мне очень мягкой.

      – Конечно найду. Заканчивай с посудой и вытри столы, а потом вынеси мусор, хорошо?

      Я кивнула и прижалась к нему, а он чмокнул меня в щеку.

      – Твои волосы отрастают, это хорошо.

      Мокрыми пальцами я откинула со лба несколько рыжевато-каштановых прядей.

      – Может быть.

      – Ты собираешься наконец отрастить их подлиннее? – с неприкрытой надеждой в