Триады. Михаил Дынкин

уносишься в машине

      с зашедшим корешем Страшилой.

      Потом, ввалившись в бар «Сезам»,

      вы пьёте огненную воду

      и превращаетесь по ходу

      в двух некрылатых обезьян.

      Хозяйка бара Марта Гудвин

      слетала в Город Изумрудный,

      преобразилась прямо, вон

      как загорела… Тянет гарью.

      И дровосек Железный Гарри

      глядит на Марту светским львом.

* * *

      Орки идут в атаку стальною цепью.

      Гоблины наступают железным клином.

      Карлик украл кораллы у Клары Цеткин,

      спасся от коминтерновцев у кикимор;

      весь посинел, распух, наглотался дряни

      да заложил кораллы в ломбард Кощея.

      Выпили хоббиты, Гэндальфу в морду дали,

      а протрезвев, побежали просить прощенья.

      Ладно, неси нам, Бильбо, пирог с корицей.

      Сам не пойму, что это я волнуюсь…

      Заночевал Иванушка у сестрицы,

      утром проснулся – рядом лежит Анубис.

      Прячет глаза, мнётся, башка шакалья,

      тянет слона за хвост, а кота за хобот.

      Шёл, говорит, из Мордора в Зазеркалье

      да и попал в ваш Изумрудный город.

* * *

      Джинны спалили всех дуболомов Урфина.

      Выволокли из дворца ящики с изумрудами.

      Жёлтый туман рассеялся. Брезжит утро и

      некому вызволять самозванца Гудвина.

      Переоделся в старой служанки платье он

      и был таков. Джинны созвали жителей.

      Всё, говорят, кончилась автократия.

      Славьте же, идиоты, освободителей.

      Перелицуем смрадные ваши капища

      в небо пронзающие мечети мы.

      А в Преисподней Шайтан потирает лапищи;

      всем, кто в него поверит, сулит бессмертие.

      Что же ты плачешь? Топай в кроватку, девочка,

      маленькая марранка, еврейка, дурочка.

      Элли в своём Канзасе получит весточку,

      вызовет бурю и прилетит на выручку.

Метаморфозы

      Один, в пустой квартире, включишь телик,

      сидишь и тупо смотришь всё подряд:

      как лопаются пузыри истерик,

      как хлопаются в обморок, горят

      на производстве, произносят речи,

      танцуют на коньках и без коньков.

      А ты сидишь и коротаешь вечер,

      покуда самолёты мотыльков

      под солнцем лампы мечутся. Им страшно

      и весело, а может, всё равно.

      Тому, большому, явно сносит башню

      сухое светоносное вино.

      А эти двое экономят силы,

      но вот столкнулись, вспыхнули, сплелись…

      Да ты и сам, больной и некрасивый,

      поднялся вверх и в воздухе повис.

      Висишь и ничего не понимаешь,

      одновременно мёртвый и живой;

      когда летишь, на правое хромаешь -

      оно помято и обожжено.

      Что там за тип у телика уселся,

      опутал стул системой корневой?

      В мучнистом теле крохотное сердце

      стучит-не достучится до него.

* * *

      Сначала лошадь яблоней была,

      зимою мёрзла, а весной цвела -

      вся в белом, настоящая невеста,

      но