Казна Империи. Константин Кураленя

плацу, а вместе с нами и артдивизион из второго артполка. Сообщили, что мы походным маршем выдвигаемся на Де-Кастри.

      – Чего ж вас туда? – заинтересовался я.

      – Японцы, – заговорщицки ответил Воронин. – Командованию стало известно, что японцы весною затевают в этом районе какую-то пакость. А войск-то здесь кот наплакал. Вот нас полторы тысячи штыков и бросили туда в самые морозы и метели. Чтобы, значит, до ледохода мы могли там оборону наладить.

      – Ну и как вы дошли? – продолжал я задавать свои вопросы.

      – Дошли. Все в целости и сохранности. Двадцать третьего января вышли, а двадцать третьего февраля были в Де-Кастри. Ни один не поморозился. А ведь шли не налегке. Орудия артдивизиона товарища Хетагурова, обоз с продовольствием и боезапасом. Восемьсот вёрст по торосам и морозу.

      – Не вы первые, – вспомнив зимний поход командарма Тряпицына, проговорил я.

      – Как это не мы, как это не мы? – загорячился Андрей. – Нам говорили, что до нас ещё никто не ходил.

      – Ходил. А был это партизанский командир Яков Тряпицын. В девятнадцатом году он за три недели дошёл до Нижнетамбовского, а на четвёртую уже Циммерма- новку взял.

      – Не знаю никакого такого Тряпицына. Выдумываешь ты всё. Я и про командира-то такого никогда не слыхал.

      «Я тоже когда-то о нём ничего не слышал, – подумал я, – пока лично не познакомился». Но спорить с Ворониным не стал. Зачем?

      – Был такой командарм, – откуда-то из тёмного угла услышал я слова поддержки.

      Мне стало интересно и я попытался узнать голос – сослуживец всё-таки.

      – Партизанил я в евонной армии. До самого Николаевска дошли тогда, заняли его. А весной, когда японцы полезли, приказал Тряпицын спалить город.

      – И что? Спалили? – посыпались вопросы со всех сторон.

      – Спалили, – подтвердил рассказчик. – Дотла спалили, а мирный люд через тайгу на Керби угнали.

      – А что дальше было?

      – В Керби переворот случился. Командарма Тряпицына вовместях с его полюбовницей Нинкой и всем штабом расстреляли.

      – Это за что же так круто?

      – Крови на них невинной шибко много было. Вот и не выдержал народ.

      В бараке наступила тишина. Я же думал о превратностях людских судеб. Вот, например, этот мужик из темноты, наверняка мы с ним встречались во время тря- пицынского похода. И вот судьба свела нас вновь. Мне стало интересно, а встретив Ивана Зимина, узнал бы я его? Сколько сейчас ему годков? Уже около сорока, наверное.

      Память накрыла меня своими лёгкими крыльями и унесла в прошлое.

      Если вдуматься, я-то уже четвёртую жизнь живу. А самое большее их, говорят, у кошки – аж семь. Сколько их предстоит прожить мне?

      Самое обидное то, что я хотел попасть в прошлое, чтобы вернуть назад свою любовь и друзей, а вместо этого, словно проверяя на прочность, меня бросает из огня да в полымя. И вот теперь я в робе арестанта строю свой родной город.

      О строительстве Комсомольска я много читал книг и видел фильмов. Но как всё это далеко от того, с чем я столкнулся