Казна Империи. Константин Кураленя

самого Хабаровска я добирался в «одиночке». Я стал местной достопримечательностью. На меня охранники ходили смотреть как на Никулина. Ещё бы, вурдалака поймали. Наручников с меня не снимали, и даже на баржу в Хабаровске заводили в них. Там я и узнал, что сидеть мне не пять, а двенадцать лет. В то время суды работали более расторопно, стране были нужны дармовые рабочие руки и наученное чужим примером покорное серое стадо.

      Ну ничего, мне бы только скорее до Шаман-горы добраться.

      Половину зэков из нашего вагона отправили по разным леспромхозам и приискам, но наша пятёрка сохранилась, и мы узнали, в каком именно месте Родины требуется наш труд. В трюме баржи я встретился со всеми. Она двигалась вниз по Амуру на новую комсомольско- молодёжную стройку. Нас везли строить город моей юности – Комсомольск-на-Амуре.

      Неисповедимы пути твои Господи. И зачем я только вновь поглядел на Шаман-гору? С одной комсомольско- молодёжной стройки попал на другую, где, возможно, в ударном труде преждевременно окончу дни свои.

      Глава 2. МОЙ АДРЕС: АМУРЛАГ

      Выгодное это дело – строить светлое будущее за счёт дармового труда деклассированного элемента. Госхозяй- ству прибыток, и неугодные власти людишки под присмотром. Глядя на всё, что происходит вокруг, я поневоле стал подумывать, что построение коммунизма в отдельно взятом государстве всё же возможно. Но под неусыпным оком умных вождей и на территории, многократно опутанной колючей проволокой и окружённой частоколом штыков. Это для того чтобы, не дай Бог, какой-нибудь ополоумевший от коммунистического счастья не вздумал сбежать.

      Ещё при посадке на баржу более опытный комбриг толкнул меня в плечо:

      – Не вздумайте в закутках жаться. Обосновываемся под самыми люками.

      Лишь позже я смог оценить его совет. В трюмах раскалённой на солнце посудине стояла такая духота, что всем арестантам пришлось раздеваться чуть ли не догола. Но и это не самое страшное. Катастрофически не хватало воздуха.

      – Что же вы творите! Люди вы или нет? – неслись крики осуждённых.

      В ответ слышалось:

      – Мы-то люди, а вот вы – враги народа.

      Мне всегда было непонятно стремление неудовлетворённых в своих амбициях людей к садисткой жестокости. Может, таким образом они тешат своё извращённое самолюбие? Вот вы там, мол, все шибко умные да бывшие генералы, а нам этого не дано, зато мы вас всех к ногтю. А где же любовь к ближнему? Где сострадание к страждущему? Всё-таки велик в человеке дух уничтожения и жестокости.

      Когда задыхающиеся люди стали терять сознание, начальник конвоя сжалился и приказал выводить наверх небольшие партии заключённых, чтобы глотнули свежего воздуха. Но, до нас очередь не успела дойти.

      Когда проветривалась третья или четвёртая партия, наверху раздались встревоженные крики и забухали выстрелы.

      – Вот идиоты, – проскрипел зубами комбриг. – Никак, побег удумали, стервецы.

      Прогремело ещё несколько выстрелов, затем всё утихло.

      – Я