Ниже полета ворона. Ян М. Ворожцов

от тебя. Какое-то движение. Видишь?

      Кареглазый оглянулся.

      Да я вижу.

      Можешь разглядеть что там? Чего молчишь? Спокойно спросил горбоносый. Человек это или что?

      Кареглазый лгал, он никого не увидел в направлении, куда смотрел, и был убежден в том, что это мираж, что нечто овладело и горбоносым. Кареглазому хотелось предупредить, чтобы горбоносый не глядел на это, не думал об этом, не желал встретиться с этим. Иначе оно выделится, отсоединится, отколется, отвяжется от группы остальных себе подобных миражей и, уплотнившись, станет осязаемым, действительным, и придет за ними. Но он сам нарушил свой запрет, оглядываясь все чаще и чаще, наконец-то сделалась различимой фигура всадника. Сердце кареглазого почему-то застучало тупо и глухо, словно его надували. И грудь и живот стали горячими, как горн, и увлажненное лицо покраснело, покрывшись пятнами. Он положил руку на грудь, сердце стучало так сильно, и ему казалось, он держит его прямо в собственной ладони.

      Боже.

      Горбоносый покосился на него. В чем дело?

      У меня сейчас сердце разорвется.

      Горбоносый придержал лошадь. В чем дело-то, спросил он.

      Страшно ему, сказал индеец, сидящий чуть ли не на холке мула, свесив ноги и покачивая ими в воздухе что в воде.

      Спустя полчаса к ним примкнул на темно-коричневом и натренированном исполнять любую его команду коне безымянный семнадцатилетний юнец. Неведомо с чем пришедший, расфранченный, в шляпе с шестиконечной металлической звездой, в самом центре которой зияло символическое отверстие от попадания девятимиллиметровой пули, с рыхлой желтой бородкой и редкими усами, светлыми-светлыми, как нарисованными известью, едва различимыми на очень темной коже. Он сперва представил своего коня по имени. Это Анания, сказал он. С его плотоядного рта не сходила неприятная полусонная улыбка, демонстрирующая ряды крупных наползающих друг на друга белых зубов. Вооружен он был армейским револьвером четырнадцати дюймов в длину и весом два фунта десять унций, помещенным в кобуру открытого типа и изящно завершенным цельной рукояткой из слоновой кости, белой, как мел, и твердой, как дерево, с горельефом золотого орла, раскинувшего свои крылья, как могущественную нагорную проповедь, над этим бесплодным миром, который обращен в прах лишь мимолетным движением его крыльев. На ремне через плечо у мальчишки висела крупнокалиберная укороченная винтовка, широко распространенная среди охотников на бизонов.

      Приблизившись к кареглазому, он приподнял шляпу и поприветствовал его, назвавшись просто кадет. Не получив ответа, он, кажется, не огорчился, а только нахлобучил обратно шляпу и оглянул сперва целиком, а затем каждого по отдельности, последним оглядел снизу вверх индейца, сидящего на одном из мулов, а затем и самих мулов: темно-красного в пятнах и водочного бесцветного с глазами-монетами, который, мотая маятниковой мордой туда-сюда, ступал позади