Унесенный. Федор Федорович Метлицкий

обостряющее боль ревностью, что, наверно, и есть любовь. Женщину любят, когда чувствуют ее холодность, и это возбуждает ревность к некоему чужому мужику, склонившемуся над ней целуя, который, возможно, есть не только в его, но и ее воображении. А если на самом деле? На этом попался Маяковский, которого привязала к себе Лиля Брик своей подозрительной, вливающей горечь холодностью.

      Даже если муж прожил с нелюбимой женой много лет, и она стала привычной и по-настоящему родной, мысль о ее любовнике, воображаемом или нет, пронзает болью.

      У него с ней не было одинаковых воспоминаний, она помнила мелочи, вроде посещения магазина когда-то, в каком-то году. В ней это было обаятельно, и он с удовольствием подыгрывал ей. Не видел, какая она – молодая, красивая или уставшая и немолодая. В ней всегда светится нечто большее, чем молодость – глубинная правдивость души и благородство жертвенности, долга перед близкими, которым она отдает жизнь.

      Они жили рядом, физически заботясь, больше она, но духовно не знали друг друга, может быть, лишь догадывались. Тут нет ничего странного, большинство людей живет рядом всю жизнь, и не знают друг друга. Зато узнавал в ней желанную женщину сразу.

      Бывают люди, у которых суть жизни отделена от слов. Это женщины. Они не придают словам особого веса, "наше все" Алла Пугачева, по ее словам, не осмысливала себя, но пела, то есть, выражала себя "всей сутью".

      Мир еще верит словам. Как сказал кто-то: искусство есть вотчина мысли, а мысль придает миру лишь видимость порядка, убедительную для тех слабых умом, кто верит в эту кажимость. Но даже это, возможно, лишь временное пристанище.

      Жена не принимала его жажду познания – все понимала и так, без слов, и усмехалась, когда муж философствовал: «Опять об умном!».

      Когда в юности, в дневнике, Гордеев стал оформлять события в слова, он записывал их в словах буквально. Казалось, слепо помечал, чтобы осмыслить потом. И потому слова были голыми, язык бедным, не осложненным опытом чувств. Хотя понимал, что строка должна быть сложной, музыкальной, сублимирующей чувства, историю, мироздание. Еще не умел поверять слова "глыбой действий", не было жизненного опыта.

      Он примерно так же не понимал жену, как и творчество. Она, после прочтения его первой и единственной рукописи о их взаимоотношениях, где он пытался быть откровенным, оскорбленная, резко отрезала разговоры об «умном», презирая это в нем. Но отношения привычной заботы друг о друге оставались, правда, больше ее к нему. Она любила его самого, а не его болтовню. Было ли это любовью? Не знал, но жил в ее заботах, как в люльке.