Председатель. Юрий Нагибин

Колькиной гибели я чего-то новое в себе чую. Будто ничего для себя во мне не осталось, а все другим принадлежит… Нет, близко, да не то…

      – То, – сказал Крыченков, – я понял.

      Они обнялись и постояли так, молча.

      – А хорошая была у нас семья!.. – сказал Крыченков и заплакал, и, оттолкнув жену, побежал к площади, где уже строился отряд…

      …У колодца-журавля Настеха дает напиться красивому сержанту в танкистском шлеме. За околицей виднеется танк «КВ», в открытом люке стоит танкист и смотрит в голубую пустоту неба, населенную одинокой медленной вороной.

      – Значит, вы не верите в чувство с первого взгляда? – спрашивает танкист Настеху.

      – Ни с первого, ни со второго, ни с третьего, ни с десятого.

      – Может, вы вообще не верите в любовь? – испуганно спрашивает танкист.

      Он высок, строен, плечист, но при всей своей мужественной стати по-мальчишески наивен, прост, по-телячьи пухлогуб.

      – Нетто ты не знаешь? Любовь померла двадцать второго июня одна тысяча девятьсот сорок первого года, – со скрытой горечью усмехнулась Настеха. – Ее первой же бомбой убили, не то под Одессой, не то под Брестом.

      – Это неправда! – как-то слишком горячо для шутливого разговора воскликнул танкист. – Ее не убили. Она пропала без вести, а теперь нашлась.

      – Ладно трепаться-то!..

      – Меня, например, зовут Костя, – сообщает танкист. – Константин Дмитриевич Лубенцов. Мы россошанские.

      – Настя… – неохотно проговорила девушка.

      – Конечно, Петриченко?

      – Да… – удивилась Настеха – А вы почем знаете?

      – В вашем районе каждый второй Петриченко. Разрешите еще водички?

      Настя подымает ведро, танкист пьет, не обращая внимания на то, что вода льется мимо рта, на лицо, шею, за пазуху.

      – А вы, значит, к каждой второй подъезжаете? – спросила Настеха.

      – Не имеем такой привычки! – серьезно ответил танкист. – Вы разрешите написать вам письмецо в перерыве между боями?

      – Пишите, кто вам запрещает…

      Подходит Софья и, кивнув танкисту, наклоняет коромысло журавля.

      – Я в рассуждении ответа, – поясняет танкист. – Желательно в знак дружбы получить от вас фотографическую карточку.

      – Ладно! – вдруг рассердилась Настеха – Отчаливай!

      – Я напишу вам, Настя, – уже не искусственно-галантерейным тоном, а просто, тепло, взволнованно сказал танкист. – До свидания после победы. Не забывайте, за ради Бога, одного уважающего вас чудака.

      И Лубенцов побежал к танку.

      – Вот трепач! – пренебрежительно, но и словно бы чуть огорченно произнесла Настеха. – «Напишу», «напишу», а даже адреса не взял!

      Добежав до околицы, танкист поднял валявшийся в грязи столб с названием деревни, провел рукавом по дощечке, прочел название: «Конопельки», воткнул шест в землю, словно вернув деревне ее имя, и побежал к танку.

      – Не такой уж трепач! – Софья посмотрела на подругу и рассмеялась.

      Настеха хотела что-то ответить,