Председатель. Юрий Нагибин

Его губы дергались, пытаясь сложиться в улыбку. И вдруг он улыбнулся беззащитной, слабой улыбкой. Он улыбался Надежде Петровне, веря, что простое, слабое, человеческое погасит сжигающую ее ненависть. Конечно, Надежда Петровна узнала его, но ничто в ней не дрогнуло.

      Он понял, что сейчас грянет выстрел, и, ловя последнее мгновение, сказал:

      – За что?.. Я ж не такой немец!..

      – Ты хороший немец, – почти ласково отозвалась Надежда Петровна. – Но ты неприятель! – И спустила курок.

      Улыбка сползла с его лица, сменившись гримасой – не боли, а горького удивления…

      Надежда Петровна вернулась к Каспе, схватила его за гашник и за ворот рубахи и опрокинула в дыру окна, в самую топку.

      – Петровна!.. Петровна!.. – послышался срывающийся крик. – Большова спымали!..

      Петровна и остальные женщины кинулись на деревенскую площадь.

      …Большов стоял возле двух берез, руки его скручены обротью за спиной, измазанное кровью и сажей лицо странно спокойно. Так мертвенно спокоен бывает проигравшийся до последней полушки игрок. Но совсем не спокойна жадно разглядывающая его Петровна. Она просто и деловито застрелила немецкого солдата, она швырнула Каспу в огонь с тем ясным и надежным ощущением содеянного добра, с каким кидала зерно в борозду, но сейчас ею владеют иные, куда более сложные и острые чувства.

      – Что же ты не гордишься, Большов, ты, карающий меч Господень?

      – Я не горжусь – нечем, – медленно усмехнулся Большов, – но и на коленях не ползаю.

      – А я ползала, правда твоя… Так ведь сыночек, родная кровинка, другого у меня не будет…

      – Пошла ты знаешь куда?.. Надоела!..

      – Ты не боишься смерти?..

      – Плевал я на все: и на вас, и на себя, и на жизнь, которую вы изгадили. Кончайте скорее, и баста!

      – Тебе не для чего жить, да?.. Вот ты и задаешься…

      – Да уж ручки целовать не стану, – усмехнулся бывший староста.

      – Ну, прощай, Большов, ты мне на всю жизнь запомнишься.

      Две женщины подошли к Большову и, прежде чем он сообразил, что они делают, затянули по веревочной петле на каждой его ноге. А другие женщины пригнули к земле стволы двух соседних берез. Землистая бледность разлилась по лицу Большова.

      – Очумели?! – заорал он. – Креста на вас нет!.. Помогите!.. Помогите!..

      – Тащи! – приказала Надежда Петровна.

      Большова подтащили к березам.

      Он стал вырываться, глаза его выкатились из орбит, страшный звериный вой вырвался из перекошенного рта.

      Он повалился на колени перед Петровной и целовал землю у ее ног.

      И все же Большов избежал страшной казни. Прежде чем березы распрямились, рослый партизан, подойдя сзади, выстрелом в затылок избавил его от мук.

      – Ты зачем, гад, нашему суду помешал? – вскричала Надежда Петровна и в ярости плюнула в лицо своему мужу.

      – Ну что ты, маленькая, успокойся, – ласково сказал Крыченков…

      И тут замечает Петровна, как затихло