Председатель. Юрий Нагибин

Ты же меня «гражданином начальником» назвал. Ну, говори: воровство, грабеж?..

      – Да нет! Молодой был, глупый…

      – А сейчас ты старый и умный? Рецидивист ты, Вараксин, я за тебя полушки не дам!

      И Кныш двинулся дальше.

      И опять идут машины по пескам Каракумов.

      Пять машин…

      Четыре машины…

      Три машины…

      Две машины…

      И вот на привале эти машины – советская и «Форд». Ночь. Над печальной тьмой пустыни плывет тощий новорожденный месяц. Он почти не дает света, лишь заставляет слабо взблескивать металлические детали грузовиков.

      В палатке – Кныш и Зворыкин. Кныш все время, морщась, хватается за голову.

      – Что произошло с «Ситроеном»? – задумчиво говорит Зворыкин. – Вышел вроде исправным и развалился не поймешь с чего…

      Кныш подошел к ведру, зачерпнул воды, смочил голову.

      – Ребята болтают, тут дело не чисто… – начал Зворыкин.

      – Кто болтает? – вскинулся Кныш. – За такую болтовню – к стенке!

      – Странная штука – время, – задумчиво проговорил Зворыкин. – Мне с годами людей все жальче… Не жальче, конечно, но ты сам понимаешь… А в тебе все больше злобы…

      – Ты размяк, Алексей, как дерьмо в оттепель. – Кныш снова сжимает голову. – Помнишь старинную русскую былину? Илья Муромец, Добрыня Никитич и Алеша Попович тьму-тьмущую врагов истребили на рубеже родины. А на место каждого убитого басурмана вставали двое живых, они и тех порубили, а врагов вдвое больше стало… Смекаешь? Так вот и у нас: враги повсюду, доверять никому нельзя.

      – Знаешь, Кныш, – со злой убежденностью говорит Зворыкин, – по-моему, все дело в том, что тебя бабы не хотели.

      Кныша передернуло, но усилием воли он справился с собой.

      – А мне это не нужно… – сказал он тихо. – Я однолюб. Не вышло – и все, можно жить и без такого счастья, когда служишь большому делу.

      Он опять подходит к ведерку и смачивает голову.

      – Что с тобой? – спросил Зворыкин.

      – Басмаческая пуля на излете…

      Он садится на койку, продолжая сжимать голову руками.

      – Нечего на рожон лезть… – ворчливо говорит Зворыкин.

      – За тебя ж, чертушку, боялся…

      – Отчего такое? – задумчиво произнес Зворыкин. – Вечно ты у меня под ногами путаешься!

      – А потому, что где есть Зворыкин, должен быть и Кныш. Чтоб не растекались слюнями сила и гнев революции.

      – Брось, Кныш, говорить от лица революции. Не надо…

      Зворыкин усмехнулся и вышел из палатки.

      В темноте промелькнула какая-то фигура.

      Человек наклонился над фордовским грузовиком, с тихим щелчком открыл капот, и тут кто-то кинулся на него сзади. Человек вырвался и наугад ударил нападающего в лицо. Ответный удар отбросил его к машине, он приложился головой об радиатор и на миг потерял сознание. Но когда противник склонился над ним, он пнул его ногой в живот и вскочил.

      Затем они дрались в полной тьме, грузовик отрезал их от слабого света месяца, только слышался тяжелый топот, свистящее дыхание да резкий,