Айза. Альберто Васкес-Фигероа

догадался, что его постояльцы готовятся к отъезду.

      Несколько секунд он размышлял, прислонившись к стене, а затем снова заткнул отверстие, с трудом натянул штаны и со своим огромным, ничем не прикрытым пузом вывалился в коридор и постучал в дверь.

      – Что происходит? – спросил он Себастьяна, когда тот высунул голову.

      – Мы уезжаем.

      – В такое время? Почему?

      Тот обернулся назад, удостоверился в том, Айза уже одета, и открыл дверь настежь, пожав плечами, пытаясь тем самым показать свою неосведомленность и бессилие.

      – Это проблемы нашей семьи, мы все совсем рехнулись! – прокомментировал он. – Айза уверяет, что здесь нам грозит серьезная опасность.

      – Что за опасность?

      Толстяк Монагас почувствовал, как зеленые глаза девушки сверлят его, словно желая увидеть насквозь или прочесть тайные мысли, и испытал сильное желание очутиться как можно дальше отсюда: у него вдруг возникла уверенность, что ей все известно.

      И все же он переспросил упавшим голосом, повернувшись к матери, которая заканчивала укладывать скудные семейные пожитки:

      – Что за опасность?

      – Мы этого не знаем, – неохотно откликнулась Аурелия, не поднимая взгляда. – Но если моя дочь говорит, что мы должны уехать, значит, так надо.

      – Но ведь вы заплатили до субботы, – запротестовал Однорукий. – Останьтесь по крайней мере до этого дня!

      – Нет! Мы съезжаем.

      Это открыл рот Асдрубаль – впервые за эту ночь, – но его тон ясно говорил о том, что парень настроен решительно.

      – Куда?

      – Мы этого не знаем.

      – Как же так! – растерялся Монагас. – Как же я вас найду?

      – Зачем?

      – В случае необходимости.

      – Не думаю, что мы когда-нибудь чем-то сумеем вам помочь.

      – А если вам придет письмо или кто-то будет вас спрашивать?

      – Мы не ждем писем. – Асдрубаль на мгновение замолчал и прямо заявил: – И нас никто не знает.

      Однорукий Монагас обвел взглядом лица всех четверых – а их глаза были обращены на него, – понял, что все пропало, и сник, вдруг почувствовав себя побежденным. Он сделал два шага, рухнул на край ближайшей кровати, понурив голову, и стал водить рукой по своей огромной потной лысине.

      – Что со мной теперь будет? – прохрипел он. – Боже праведный! Что со мной будет?

      Пердомо недоуменно переглянулись и молча уставились на лоснящегося от жира толстяка, вдруг превратившегося в олицетворение горя и отчаяния.

      Тогда Аурелия села напротив и положила руку ему на колено.

      – Да не расстраивайтесь вы так! – сказала она. – Найдете других постояльцев. Разве стоят того деньги, что мы вам платили!

      Тот не сразу отреагировал и помедлил, прежде чем отважиться взглянуть ей в глаза.

      – Вы не понимаете, – сказал он наконец. – И никто бы не понял… – Он сделал паузу. – Но она права: вам лучше уехать. Уезжайте и не вздумайте возвращаться… Никогда!

      – Почему?

      – Потому что Антонио даз Нойтес найдет ее, если она останется в