Грязная работа. Кристофер Мур

сисек.

      Мэйнхарт оперся о туалетный столик и поднялся.

      – Нет, пакетиков такой дряни – их суют в упаковки электроники и фотоаппаратов.

      – Дрянь, на которой говорится “Не Употреблять В Пищу”?

      – Именно.

      – Но там же прямо на пакетике написано – и она это употребила?

      – Да. Меховщик положил их ей в шубы, когда устанавливал этот шкаф. – Старик показал какой.

      Чарли обернулся: у огромной двери чулана стоял – освещенный стеклянный шкаф, и внутри висело с десяток меховых шуб. Вероятно, в шкафу имелся свой – кондиционер, чтобы контролировать влажность, но Чарли не на это обратил внимание. Даже в тусклом флуоресцентном свете шкафа одна шубка совершенно явно тлела и пульсировала красным. Чарли посмотрел на Мэйнхарта, стараясь не выдать себя, – хотя вообще не понимал, чего именно в себе выдавать не должен, – поэтому заговорил спокойно, однако пудру с мозгов при этом сдул.

      – Мистер Мэйнхарт, я соболезную вашему горю, но обо всем ли вы мне рассказываете?

      – Простите, но я не понимаю.

      – Я вот о чем, – ответил Чарли. – Почему вы решили обратиться именно ко мне из всех торговцев подержанной одеждой в Районе Залива? Есть люди, гораздо более квалифицированные для работы с коллекциями такого размера и качества. – Чарли метнулся к шкафу с шубами и дернул дверцу. Она мягко фукнула в ответ, туффта, как герметизированная дверь холодильника. Чарли схватил рдевшую шубку – похоже, лисью. – Или дело вот в этом? Вы позвонили из-за вот этого? – Чарли воздел шубу, словно орудие убийства перед обвиняемым. “Говоря короче, – хотел было продолжить он, – и вы желаете смерти мне и моему мозгу?”

      – Вы первый в справочнике торговец подержанной одеждой.

      Шубка выпала у Чарли из рук.

      – “Ашеровское старье”?

      – Начинается на “А”, – пояснил Мэйнхарт – медленно, тщательно, стараясь, очевидно, не поддаться порыву снова обозвать Чарли пнем.

      – Значит, шубка тут ни при чем?

      – Отчасти при чем. Мне бы хотелось, чтобы вы ее забрали со всем остальным.

      – А, – сказал Чарли, пытаясь прийти в себя. – Мистер Мэйнхарт, я ценю ваш звонок, и коллекция у вас действительно прекрасная, вообще даже поразительная, но я не готов принимать такой ассортимент. И буду с вами честен, хоть мой отец и перевернется в гробу от того, что я вам такое говорю: в этом чулане одежды – быть может, на миллион долларов. А то и больше. Если учесть то время и то место, которое займет ее перепродажа, стоит она, вероятно, где-то четверть этой суммы. У меня просто нет таких денег.

      – Мы сумеем что-нибудь придумать, – ответил Мэйнхарт. – Чтобы вы просто вывезли ее из дома…

      – Наверное, я мог бы взять часть под реализацию…

      – Пятьсот долларов.

      – Что?

      – Давайте мне пятьсот долларов, вывозите до завтра – и все это ваше.

      Чарли начал было возражать, но тут нутром ощутил, как отцовский призрак восстает из гроба, чтобы тяпнуть его по башке плевательницей, если он немедленно не прекратит. “Мы предоставляем важную услугу, сын. Мы – сиротский