Перевёрнутый мир. Константин Кураленя

он на фронтах первой мировой желания радоваться жизни. Окружающие поневоле заряжались его энергетикой и чувствовали себя рядом с ним гораздо увереннее.

      – Счас мы его спытаем, что это за воинство туточки озорует? Эй, болезный, что это за орда басурманская на нас свалилась? – приступил сотник к реализации своих планов.

      Поверженный казак злобно завращал глазами, затем его взгляд остановился на неподвижном теле своего товарища.

      – Кум Захар, ты энто чегой-то? – глупо спросил он.

      – Был кум, да весь вышел, – посочувствовал ему сотник. – Счас он с архангелами гуторит, а могёт быть, и с самим Гавриилом.

      – Ты чего энто зубы скалишь? – неожиданно «взбы- чил» казак. – Кума моего порешили и радуетесь, мать вашу итить!

      – Ты, дяденька того… не собачься, не такое твоё положение, – попытался его образумить Иван.

      – Да пошли вы! – бушевал хмель в голове полупьяного казака.

      Недолго думая, я ткнул ему кулаком под дых, казак на полуслове задохнулся и нехотя сложился пополам.

      – Ну вот… – сокрушённо произнёс сотник. – Теперь в животе одна оказия получится. – И, примерившись, влепил ему звонкую оплеуху.

      – Энто вы по какому такому праву меня истязаете? – отдышавшись, возмутился казак.

      – Поясняю. Потому как ты есть военнопленный, «язык» проще говоря. И могём мы спытать на тебе все методы допроса. – ухмыльнулся Иван.

      – Не имеете таких правов. Я ведь свой, русский… – попробовал дальше качать права «военнопленный».

      – Ага! Ты, курва, заяви на нас в международный трибунал или в Гаагский суд по правам человека, – поддержал я сотника.

      Он с уважением посмотрел на меня, покачал головой.

      Между тем стрельба у нашего вагона утихла, и раздался зычный голос:

      – Эй, вы, которые в вагоне! Мы знаем, что так держать оборону могут только фронтовики. Отдайте нам проезжих купчишек и богатеев. Мы их маненько пограбим, а вас не тронем. Нечего нам из-за энтих мироедов пускать друг дружке кровя.

      – Обещала коза по капусту не ходить, – прозвучал в ответ голос Стрельникова. – Мы вас допустим, а вы и нас за своих друзей-товарищей всех порешите. Вон мы их сколько здесь навеки успокоили.

      – Слово казака-офицера! А могёте всеми своими силами и с вооружением вообче отойти от вагона. Обещаю, что препятствиев строить не станем.

      – Какой ты к чёрту офицер! Бандит ты, и слово твоё бандитское! Нет твоему слову веры, а в чистом поле вы нас вмиг положите. Нет уж, благодарствуем за заботу, но мы уж лучше как-нибудь здесь, – не думал поддаваться на уговоры Стрельников.

      – Ну, тады не обессудьте. Все здеся останетесь, – прозвучал в ответ всё тот же голос.

      Переговоры зашли в тупик, но нападавшие военных действий пока не возобновляли. Наверное, обсуждали план захвата непокорного вагона.

      Наш военнопленный, видя, что никто не торопится его освобождать, решил заговорить.

      – Из Верхнеудинской мы. Шли навстречь атаману Семёнову. А в одной из попутных станиц казачки самогону накушались да и решили вовместях